А. А. Ширинский-Шихматов

 

 

Глава I. Медведь зимой
Медвежья берлога

Медведь в средней России ложится в берлогу в первой половине ноября, приблизительно около 8 ноября (день Дмитрия Солунского); раньше этого времени он ложится весьма редко и только в особых случаях. Как скоро нарушена правильность условий, влияющих на жизнь медведя, так задерживается и срок лежки.

Предположим, что медведь, отыскивая осенью место лежки, случайно набрел на падаль. Естественно, что зверь не оставит туши, пока не с’ест ее всей, хотя бы уже время приготовления берлоги и лежки в нее наступило. Вот выпал и снег, а медведь все продолжает посещать падаль и ест, пока от нее не останутся одни кости.

Другими причинами, задерживающими лежку медведя, являются: урожай рябины и овсы, оставшиеся неубранными на лесных полянах.

Скирды овса или снопы, оставшиеся на лядинах неубранными вследствие дождливой осени или по каким-либо другим причинам, сильно привлекают медведя, так что, за-нявшись их уборкой, он откладывает на время лежку.

Итак, медведь в средней России ложится редко ранее конца первой недели ноября.

Но бывает, что зима неожиданно наступит рано. Тогда медведи, захваченные врасплох выпавшим снегом, дают следы; следы по снегу принадлежат только таким медведям, лежку которых что-нибудь задержало; и, надо прибавить, медведям, в большинстве случаев, небольшим, мало опытным, так как медведь вообще чуток к погоде, в особенности матерый: предчувствуя раннюю зиму, он всегда ложится до снега, как бы рано зима ни наступила.

При преждевременно выпавшем около середины октября снеге, который затем стаивает, рано залегший зверь по стая-нии снега уходит с лежки и снова ложится, уже по черной тропе, на коренную.

Во всяком случае даже в Архангельской, Олонецкой и Вологодской губернии медведь ложится не раньше середины октября.

«На слуху» лежит обыкновенно тот медведь, который пыл задержан одною из вышеприведенных причин, особенно вадой. Это весьма понятно. Медведь, как известно, подготовляет себя к лежке очищением желудка. Допустим, что, уже подготовив себя, он нашел ваду; с’едая ее, он снова наполняет свой желудок, но вторично подготовить себя к лежке он уже не имеет возможности, так как необходимые ему для этого процесса травы и корни тем временем уже успели вымереть и потеряли свою силу. Следовательно, медведь, наевшись вады, ложится на лежку без очищения желудка и потому, как нарушивший свою норму, лежит плохо, на «слуху». Такой медведь чаще всего становится «шатуном» (от слова «шататься»); он не имеет одной определенной берлоги на всю зиму, а постоянно кочует, спугиваемый малейшим шорохом, которым он, вероятно, вспугнут был и из берлоги, где без сомнения лежал первоначально.

Во всяком случае шатуны чрезвычайно редки и если являются, то почти исключительно в местностях, где имеется много окладчиков и где медведи значительно более чутки и строги, чем живущие в глухих углах.

Медведь выбирает себе осенью берлогу всегда в зависимости от предстоящей зимы. Сырая, теплая, гнилая зима заставляет его выбирать для берлоги место сухое, но, как и всегда, вблизи воды: ручьев, болот, речек, озер. Сухим местом в лесу служат медведю: гривы, острова среди болот, выруби, заросшие гари и т. п.

Кроме выбора сухого места для берлоги, в ожидании гнилой зимы медведь, очевидно, заботится и о том, чтобы положить ее на сравнительно чистом месте, —на таком месте, которое он никогда не выбирает в ожидании зимы средней или суровой. Предпочтение, оказываемое месту «почище», обусловливается, вероятно, боязнью «капели»: навес снега тает и вода, капая с дерева, беспокоит зверя.

Предчувствуя холодную зиму, медведь ложится в мокром болоте, выбрав пообширнее кочку или небольшой островок среди болота, и непременно в густом, плотном месте.

О том, какой характер будет носить вторая половина зимы, можно судить по перегонным медведям. Если поднятые и угнанные медведи, лежавшие по сухим и редким местам, вторую лежку выбирают на болоте и в более крепком месте, то нужно ожидать, что вторая половина зимы будет холоднее.

Вообще говоря, ближе к жилью ложится медведь матерый или медведица, а средний и мелкий очень близко к деревне ложатся редко.

Местность, окружающая берлогу, бывает очень разнообразна смотря по тому, какой медведь выбирает ее для лежки—крупный или мелкий, самец или щенная медведица, и т. д. В общем можно сказать, что медведь чрезвычайно редко ложится в строевом лесу, а предпочитает вырубки, в которых пошла молодая поросль; затем он охотнее ложится в смешанном лесу, чем в лесу одного типа и возраста.

Самый матерый, крупный зверь ложится в таком месте, где его всего менее можно ожидать. Он не боится залегать и около осеков (изгородей), которых очень много в Новгородской и Тверской губерниях.

Крупный медведь предпочтет лечь даже в мелком осин-нике скорее, чем в чистом бору, и если в этой мелочи най-дется хотя один кобрюх, пень или елка, то медведя следует, искать под ними.

Точно также медведь очень любит ложиться у подножия сухой осины, у которой сломана вершина.

Как лежку, медведь любит всякий выворот, если он настолько высоко поднят от земли, что дает медведю возможность подползти под него. Иногда медведь довольствуется 4—5 елками высотой от 1, 5 до 2 аршин, растущими более или менее «кругом». Натаскав под себя вершин и сучьев от молодых елок, он ложится на них, а кругом стоящие елочки подкусывает так, что подломленные вершины, как шалашом или крышей, накрывают его сверху.

Если медведь ложится вдоль по дереву, то выбирает такое, которое закрывало бы берлогу с северной или восточной стороны. В студеные зимы, когда медведь ложится в болоте, изобилующем теплыми ключами, он выбирает высокую, обширную кочку, в середине которой делает себе незначительное круглое углубление, выстилает ложе и ложится на него.

Подмоченный в берлоге или вообще чем бы то ни было с нее спугнутый, медведь никогда не ляжет на то же самое место. Последующие берлоги он иногда выбирает себе с значительно большими удобствами, в особенности в начале зимы; но если дело близко к весне (за 11/2—2 месяца), то берлога выбирается им кое-как, и нередко под таким медведем можно увидать всего каких-нибудь 2—3 сучка елки. Если же за медведем гоняются и часто спугивают, то все последовательно выбираемые им берлоги носят характер поспешности и чем дальше, тем больше, потому что такой зверь теряет веру в безопасность своего нового логовища и ложится на «слуху»; а если он забирается иногда и глубоко в колодник или бурелом, то лежка его все-таки бывает верховая.

Мелкий и средний медведь, равно как и медведица с маленькими, любят выбирать себе для лежки очень плотные заросли, в особенности в холодные зимы, когда зверь предчувствует, что ему нечего опасаться беспокойства от капели. Иногда заросли бывают так густы, что совсем нет возможности проникнуть сквозь них до берлоги без ножа или топора.

Берлогу устраивают себе медведи иногда очень оригинально. Так, например, казалось бы, что щенной медведице всего бы больше подходило отделывать и украшать свою берлогу, —на деле же бывает так, что берлога медведицы отличается только об’емом, внутри же нее лишь подстилка, да заломы елки сверху; вот и все удобства. И, наоборот, мне пришлось видеть берлогу медведя, удивительную по роскоши и красоте: все гнездо, удивительно правильной формы, было выложено на сухом пригорке и сделано из тонко надранной еловой коры вперемешку с небольшим количеством ветвей; дно гнезда было устлано такою же корою с добавлением мха. Медведь лежал, свернувшись клубком, при чем края гнезда поднимались на 1, 5—2 аршина выше его бока. Не менее оригинальную берлогу устроил себе другой медведь, небольшой, оригинальную тем, что она была в стоге сена, оставленного на лесной поляне на зиму. В этом случае вероятнее всего предположить, что медведь не успел или не сумел устроить себе берлогу и лег, где попало.

Говоря об устройстве медведя в берлоге, нельзя не упомянуть о «заедях», иногда делаемых им на деревьях.

Дело в том, что медведь иногда любит устроить себе берлогу поудобнее. В этих случаях он чрезвычайно терпелив и старательно начинает драть зубами и когтями еловую кору, которая, измочаливаясь, дает мягкую и пухлую подстилку. На эту дрань идет преимущественно кора молодой елки, всего чаще с южной стороны, где кора тоньше и волок-нистее. Если на дереве видны заеди, берлоги же вблизи нет, это означает, что кора на дереве показалась медведю почему-либо негодной.

Щенная медведица никогда не возьмет к себе в берлогу ни лончака, ни пестуна. (С взрослым же медведем никогда не ляжет ни щенная, ни яловая). Она ложится одна, и если при ней есть пестун, то он ложится поодаль от нее, но не вплотную. Если же с медведицей лежат лончаки и пестун, или одни лончаки, то это служит неопровержимым доказательством того, что медведица яловая.

Названия—лончак и пестун понимаются охотниками различно. Правильно же лончаками называть медвежат в возрасте приблизительно (с середины августа месяца) от семи месяцев до двух лет. После двух лет на третий лончак начинает называться пестуном при том условии, если он находится при щенной медведице.

Кроме того, пестун есть всегда самец, но не самка.

Приблизительное определение лончака и пестуна можно сделать по весу. Вес лончака бывает от 1 пуда 10 фун. до 2 пудов 30 фун.; пестун весит от 2 пудов 30 фун. до 5 пудов. Но относиться к этому определению нужно осторожно. При искусственной же выкормке, в неволе, вес получается иной.

Если медведица ложится семьей, то каждый член семьи далеко не всегда лежит на своей особой постели, кроме тех случаев, когда берлога очень обширна, например, где-нибудь под костром заваленного бурей леса или при большом вывороте. При выборе же берлоги наверху, медведица непременно устраивает ее так, чтобы семья легла «грудно».

Размещение членов семьи в крытой или земляной берлоге различно. Чаще медведица лежит ближе к выходу, иногда, наоборот, она забивается в самый дальний угол.

Щенная медведица никогда никого не берет к себе в берлогу и всегда щенится одна. Если по весне она и появляется с пестуном, то это не значит, чтобы он лежал при ней в берлоге, а значит, что он лежал где-нибудь недалеко от матери, на особой постели и в самостоятельной берлоге, но ни в каком случае не вместе.

Если медвежата не пропадут и дотянут до осени, то медведица в эту зиму остается яловою и в берлогу ложится с лончаками. Вообще можно утвердительно оказать, что если медвежата к осени остаются целы, то медведица всегда проходит год яловая и вследствие этого гоняется лишь через год; если же медвежата убиты, изловлены или вообще пропали, то медведица огуливается вновь.

Устроившись так или иначе в берлоге, всякий медведь засыпает не сразу. В первое время он спит больше ночью и в полдень, утро же и вечер бодрствует. Чем дольше медведь лежит, чем раньше наступают сильные морозы, тем крепче он спит. Во время оттепели или вообще небольших морозов к медведю трудно бывает подойти, не спугнув его; наоборот, в сильные морозы можно подойти к нему вплотную и еще придется будить его, хотя бы даже берлога его устроена была вся наверху и на виду.

Но хотя в оттепель медведь спит и слабее, т. -е. более чуток к шороху, зато самая оттепель, в особенности при густом навесе снега в лесу, сильно способствует заглушению всякого звука, почему для завода облавы, например, навес неоценим, в особенности там, где облава плохо дисциплинирована; для стрельбы же навес неприятен.

На медведя, лежащего мало времени, неуспевшего, как говорится, «облежаться», охотой торопиться не следует и нужно дать зверю полежать по крайней мере неделю или две. При условиях же, не дающих возможности ждать и откладывать охоту, следует по крайней мере начинать ее в полдень, когда медведь спит крепче, чем утром. Раньше 9 часов утра в первую половину зимы охоту вообще начинать не следует, так как в густых зарослях и лому только к этому времени является возможность хорошо видеть, а, следовательно, и стрелять.

Щенная, но не щенившаяся медведица перед родами спит чутко и согнать ее не трудно, но и исправить ошибку легко, потому что беременная далеко уйти не в состоянии; иногда такая медведица пройдет всего только одну версту, чаще три, четыре, но не более пяти (как исключение, я знаю случай, когда такая медведица прошла 25 верст).

Относительно вопроса о том, сосет ли медведь в берлоге лапу—я могу сказать следующее: медвежата в неволе вообще охотно сосут свои лапы, но чем старше становятся медведи, тем реже можно видеть их за этим занятием. На воле, в берлоге, взрослый медведь никогда не сосет лапы.

Кстати будет сказать и о том положении, которое принимает медведь, лежа в берлоге. Оно бывает довольно разнообразно, но чаще всего медведь лежит в берлоге на правом или на левом боку, реже на животе, и никогда не лежит на спине.

Нередко приходится видеть медведя сидящим в берлоге; такое положение ненормально; если медведь сел в берлоге, это означает, что он чем-нибудь потревожен; такой Медведь непременно стронется с лежки.

В заключение остается только сказать, что медведь в берлоге в большинстве случаев лежит головою к югу, реже на запад или на восток, и не разу не случалось мне видеть положения головы медведя на север. Таким образом, медведь как бы смотрит на свою пяту. В конце пяты, если берлога устроена земляная (грунтовая) или в лому, находится и ее чело, при чем чело всегда смотрит на относительно чистое место по сравнению с другими сторонами берлоги.

Охота на берлоге

Отправляясь с окладчиком к берлоге, не следует брать много народа, лучше итти вдвоем, самое большее втроем. Много народа—много шума, а, следовательно, больше вероятности спугнуть раньше времени зверя, что часто и случается, в особенности в теплый день или в оттепель, когда зверь лежит чутко.

Человек, ведущий собак «а своре, должен остановиться с ними, не доходя берлоги приблизительно сажен за 150—200. Это необходимо в виду того, что зверь может лежать на слуху и прежде, чем охотник успеет подойти к берлоге, собаки поднимут его, отлично понимая, что на помощь им сейчас же следом идут охотники.

Отметив путь к берлоге, окладчик каждый день должен проверять ее, для чего делает небольшой круг и наблюдает: нет ли следов, выходящих из круга, т. -е. не стронулся ли зверь с лежки.

На пути к берлоге окладчик должен итти впереди, а охотник следует за ним по пятам. Оба должны итти не торопясь, чтобы не запыхаться от быстрой ходьбы и притти на берлогу, вполне владея собой. Невдалеке от берлоги окладчик должен пропустить вперед охотника, который доходит уже к берлоге следом, если таковой имеется; если же следа не видно, то окладчик может направлять сзади, указывая приблизительно куда итти. Чем медленнее и осторожнее подходить к берлоге, тем лучше можно осмотреться и выбрать надлежащее место и тем менее вероятности разбудить зверя.

Если берлога хорошо видна, надо обратить внимание на окружающую ее местность; если к ней подходит вплотную чаща или плотный нагроможденный бурелом, то под ним медведь всегда может легко ускользнуть, не показав охотнику и шерстинки; если берлога чистая и кругом нее место позволяет стрелять во все стороны, охота устраивается просто и дело кончается скоро.

При открытой берлоге, когда чело ее видно, никогда не следует становиться против чела, а всегда сбоку, с таким расчетом, чтобы зверь, вылезая из берлоги, открыл стрелку ухо или бок. Становясь же против чела, в особенности близко к нему, охотник рискует быть сшибленным с ног медведем, выскакивающим из берлоги часто с поразительной быстротой и стремительностью. К тому же иногда ближе, чем видимое чело, имеется другое, запорошенное снегом, через которое медведь может выскочить неожиданно буквально из-под ружья.

Не следует становиться ближе 8—10 шагов от берлоги. Только при такой дистанции есть возможность уловить тот момент, когда зверь выскочит, так сказать, весь «на чисто» и, следовательно, можно успеть спокойно выцелить его и положить на месте. Напускать зверя нужно как можно ближе, так как чем ближе медведь к ружью, тем менее он опасен.

Никогда и никому нельзя поручать держать за собою запасное ружье, которое нужно ставить против себя, прислонив к пню или деревцу. Сам я всегда имею обыкновение у запасного ружья подымать курки, так как на этой охоте каждый момент существенно важен.

Выбирая себе у берлоги то или другое место, необходимо принимать во внимание положение относительно солнца, с ярким светом которого приходится уже считаться во второй половине января и в феврале, не говоря о начале марта.

После того, как охотник осмотрелся и стал на место, окладчик должен зайти с противоположной стороны чела, где он не может помешать стрелку.

Иногда простого свиста, покрикивания или похлопывания в ладоши бывает достаточно, чтобы медведь немедленно покинул постель.

Во всяком случае, когда медведь лежит упорно и долго не выходит из берлоги, не следует горячиться, а главное покидать раз выбранной позиции; пусть окладчик поэнергичнее шарит жердью, пропуская ее в берлогу под всевозможными углами; медведь не улежит и рано или поздно выйдет из берлоги.

Иногда, чтобы ускорить дело, можно также позвать условным свистком собак, оставленных под присмотром надежного человека; но, пустив на ‘берлогу собак, нужно быть осторожным: нет ничего легче, как убить собаку вместо медведя при охоте на берлоге.

Если одна сторона берлоги примыкает к чаще, самое лучшее взять такую берлогу при помощи нескольких загонщиков, которых нужно завести со стороны чащи, чтобы они выгнали медведя на сравнительно чистое место. Точно также небольшим загоном следует брать берлогу, окруженную со всех сторон чащею, когда стрелять у самой берлоги почти невозможно; человек 5—6-ти загонщиков совершенно достаточно, чтобы поднять медведя и выгнать его на охотника, который при этом должен выбрать себе место на юг от берлоги. Медведь всегда выскочит именно по этому направлению, может быть с самыми незначительными отклонениями, что, однако, не может помешать видеть зверя и стрелять.

Обыкновенно чаща у самой берлоги протяжением своим бывает не очень велика, так как медведь в сплошных бес-просветных и больших по протяжению чащах ложится весьма редко. В виду этого, если обойти круг в диаметре. около 20 сажен, то получится маленький окладец, в который при неподвижных крикунах полезно запустить пару лаек со стороны крикунов.

При очень глубоких снегах, если берлога хорошо видна, по направлению к челу ее можно проложить лыжницу. Выбрав себе любое место с той или другой стороны лыжницы, охотник покойно может ожидать зверя. Выскочив из берлоги и попав на лыжницу, медведь пойдет ею хотя бы первые несколько скачков.

Иногда берлога находится в сильном буреломе, тянущемся нередко на большое пространство. Поваленные и нагроможденные одно на другое деревья дают много ходов и выходов медведю, залегшему под ними, и он может легко уйти незамеченным. В этом случае полезно бывает забраться вблизи берлоги на одну из наиболее высоких коряг, с которой бы открывалась возможно более обширная площадь; внимательный охотник увидит медведя, где бы он ни оказался, и, следовательно, может стрелять.

Сам я не принадлежу к числу любителей стрельбы лежачих медведей, но на всякий случай полезно знать, что вследствие испарений, выделяющихся от медведя в холодном зимнем воздухе, всегда кажется, что медведь лежит выше, чем это есть на самом деле. Охотник, незнакомый с этим обманом зрения, неправильно целится в лежачего медведя и стреляет выше, чем следует.

Промышленники севера употребляют один способ, который пригоден на охоте при грунтовой берлоге как с ружьем, так и с рогатиной. Срубив предварительно несколько елок, наиболее ветвистых, аршин по пяти—шести длиною, двое или трое промышленников засовывают их вершинами вперед в виднеющееся отверстие берлоги. Взбудораженный елками медведь начинает втягивать их к себе в берлогу и, разумеется, чем больше он тянет елки к себе, тем труднее становится ему и выйти из берлоги и выпихнуть их назад, так как при обратном движении ветви растопыриваются ершами и задерживают дерево. Забив таким образом отверстие, промышленники ощупывают берлогу рогатиной и колют в ней зверя.

Охота в догонку

В тех случаях, когда медведь соскочил, не допустив охотника к берлоге, трудно надеяться догнать его при глубоком и рыхлом снеге, без наста, даже с помощью собак. Самое лучшее при этом итти следами зверя и обойти его. При глубоком снеге медведь часто ложится прямо с хода, не делая петель, сунувшись в более или менее подходящий остров. Поэтому при окладывании не следует напирать много следом; полезнее, осматривая лежащую впереди местность, почаще задавать круги.

Когда такого зверя гонят вторично, то нужно принимать во внимание, что медведь тяготеет выходом всегда к месту своей первоначальной лежки.

Если медведь не велик и не представляет сам по себе интереса, то очень полезно погонять его несколько дней. Часто случается, что такой медведь, идя своим медвежьим ходом, кажущимся нам самым обыкновенным, а для него имеющим особое значение, и ища подходящей для себя лежки, нередко наталкивается на другие неизвестные окладчикам берлоги и поднимает нового зверя.

Если зверь и ранен, я все-таки не советую охотиться на него вдогонку при глубоком, рыхлом снеге без наста, кроме, конечно, тех случаев, когда рана очень тяжела; иначе можно выбиться из сил, не догнав зверя; взяв же с собою собак, можно рисковать их потерять, так как в глубоком снегу медведь легко уловит собаку.

Не следует спешить преследованием тяжело раненого медведя: гораздо лучше обложить такого зверя и гнать его облавой, тем более, что с таким зверем шутить нельзя, а нужно быть очень осторожным и внимательным, идя его следом; дав петлю, и затаившись у только что проложенного следа, такой медведь может броситься на охотника, как только тот с ним поравняется.

Другое дело, когда медведь идет по насту, который легко его держит. Если наст держит медведя, то, конечно выдержит и охотника на лыжах, а тем более собак.

Поставив собак на след как можно раньше утром, охотники отправляются вдвоем или втроем по следам медведя. При этом, чтобы сберечь силы, не нужно горячиться и слишком напирать на зверя.

В первое время медведь, почуя за собою собак, всегда прибавляет ходу и может легко пройти таким образом от 6 до 10 верст; затем, мало-по-малу сбавляя ходу, он принимает на себя собак и, получив надлежащее количество хваток, снова значительно опережает собак. Подобный прием обыкновенно повторяется несколько раз. Уходя от собак, медведь идет сравнительно чистыми местами, где наст крепче и где менее препятствий к бегству. Начиная несколько ослабевать, медведь жмется к чаще, забирается в лом, петляет им, иногда, обойдя собак, снова появляется на своем следу. При этом вполне возможна встреча его с охотником, так как он бежит уже не от собак, а за собаками. Это необходимо иметь в виду и внимательнее посматривать вперед.

В первое время при охоте вдогонку хорошие собаки обыкновенно сходят со слуха, но это не должно беспокоить охотника: нужно продолжать итти хорошим ровным бегом и не далее, как через полчаса, лай собак будет слышен, сначала то удаляясь, то приближаясь, и, наконец, становится постоянным, что служит верным признаком того, что зверь устал, раздражен и начинает отсиживаться.

Охота вдогонку оканчивается гораздо скорее при насте, выдерживающем собак, но не могущем сдержать медведя; такой наст, обламываясь под тяжелым зверем, режет ему лапы и часто уже на 2-й—3-й версте след окрашивается кровью, что еще более раздражает и подбадривает собак. В этом случае медведь далеко уйти не может, конечно от собак злобных и смелых.

При охоте вдогонку надо вообще принять во внимание, что преследуемый медведь редко уходит по прямому направлению: он дает в ту или другую сторону большую или меньшую дугу. Если охотнику хорошо знакома местность, где происходит охота, а следовательно известно, в какой стороне от следа расположены места, особенно любимые медведем, то нет необходимости итти непременно следом зверя, а нужно стараться сокращать расстояние, перерезывая ему путь более близкой дорогой, что, конечно, можно делать лишь при надежных и злобных собаках. При плохих собаках охотник должен держаться ближе к ним, чтобы своевременно их ободрять и вновь натравливать на зверя. Когда злобный лай собак слышится на одном месте, что бывает скорее в чаще, а не на открытой поляне, то это служит указанием, что зверь остановлен. Подойдя к такому месту сажен за 150—200, нужно отдохнуть и осмотреться, стараясь точно узнать направление ветра. Собираясь скрадывать медведя, охотники должны подходить к нему так, чтобы ветер был от зверя на них и чтобы как можно менее производить шума; кроме того, скрадывая медведя, нужно самим скрываться от собак. Увидев охотника, собаки в тот момент, как он будет подходить к медведю, обязательно очутятся между ним и зверем. Таким образом, они, так сказать, дадут знать медведю о приближении охотника и стронут зверя, конечно, по направлению, противоположному тому, куда бы следовало.

Если зверь свежий и не ранен, а короткий день на исходе, то надо искать случая посадить пулю в зверя, хотя бы и не в убойное место. Эта пуля не положит зверя на месте, но во всяком случае облегчит работу собак, а, следовательно, и добычу зверя.

На охоте вдогонку при мало-мальски порядочных собаках нет никакого повода опасаться, чтобы зверь бросился на охотника: как только он пожелает это сделать и отвернется от собак, надежные псы злобно вопьются ему в наиболее чувствительные места и принудят снова повернуться к охотнику задом.

Если собаки дали возможность подойти к зверю на выстрел и убойное место видно, медлить нечего, а надо пользоваться случаем и бить медведя.

При более или менее тупых и незлобных собаках охотиться необходимо вдвоем или втроем, при чем один должен итти по следу как можно ближе к собакам и натравливать их на бегущего зверя, а двое других идут сторонами, опережая идущего следом. Таким образом, сворачивая в ту или другую сторону, медведь неминуемо должен наткнуться на одного из фланговых охотников.

Выслеживание и оклад

Известие об обложенном или найденном на берлоге медведе необходимо принимать от самого окладчика, при чем надо просить возможно подробнее рассказать, при каких именно условиях и обстоятельствах удалось ему найти или обложить медведя. Когда он окончит свою историю, в которой часто все от первого и до последнего слова выдумано, полезно предложить ему несколько вопросов о том же по всему предмету в разбивку. Чем разнообразнее будут эти вопросы, тем отчетливее обрисуется и картина могущей состояться охоты, и характер самого окладчика.

Неопытный охотник должен покупать берлогу не иначе, как поставив непременным условием, чтобы зверь был окладчиком выставлен именно на него, охотника, —другими словами, что деньги будут уплачены лишь за того медведя, которого охотник или товарищ его будут стрелять. Не сделав такой оговорки, а условливаясь платить за круг с медведем или, вернее, с медвежьими следами, охотник рискует никогда медведя не увидить.

Медведя следует покупать не иначе, как с веса, непременно оговорив, что за стреляного, но не убитого, платится такая-то сумма. Если окладчик не соглашается продать мед-ведя с пуда, —жалеть и тужить не стоит: значит медведь так невелик, что с пуда продать его невыгодно.

Складывать медведя всего удобнее после того, как неожиданно выпадет снежок и медведь, не успев во время убраться, обнаружит след. Если местность, где обнаружен медвежий след, пересеченная, т. -е. если там достаточное количество дорог, или если вообще лес идет от’емами и непроездных болот мало, то всего лучше итти не пешком, а за-пречь простые дровни и выехать на них в лес.

Приехав на след, необходимо определить приблизительно его направление и затем дорогами перехватывать этот след дальше и дальше, все время не упуская из виду его направления. Если, наконец, след этот при новом заезде по дорогам не будет перехвачен и, сделав круг, охотник приедет на последний входной след, то зверь обложен. Такой способ обкладывания сохраняет силы и время, что весьма дорого в особенности в начале зимы, когда не только за один день, но даже за один час может подняться непогода и след может быть быстро занесен.

Обложив, хотя в санях, на большом кругу, медведя, охотник все-таки будет ближе к нему, если бы даже поднялась непогода и если бы след исчез, чем стоя на следу зверя и не имея понятия о том, как далеко ушел он вперед.

Обложив большим кругом (что чаще всего и делают опытные окладчики при ненадежной погоде), можно в случае ненастья терпеливо переждать и только после того, как нападет достаточно снега, уже выискивать круг, обрезая от него все пустое и ненужное. Но только очень опытный окладчик сумеет отрезать то или другое место оклада с твердой уверенностью в том, что как-раз именно в этих отрезах и не вырежется медведь. Неопытный же охотник, чтоб избегнуть этой ошибки, должен, прежде чем итти дальше по пути розыска медведя, самым добросовестным образом выходить каждый обрез, не пропуская ни одного подозрительного места и всматриваясь очень внимательно в следы. Часто, несмотря на большой снег, где-нибудь в чаще под елками может сохраниться след зверя; а такой след служит всегда весьма ценным указанием для дальнейших розысков. Необходимо примечать ‘потные и болотистые места; проходя ими, медведь часто проваливается и, вытягивая ногу, выбрасывает наверх комки грязи и мха. Если ‘попадаются подозрительные лунки—впадины в болоте—и кое-где виднеется около них грязь, а самые лунки очертанием своим в общем напоминают след медведя, то необходимо, проходя мимо, хорошенько и подробно обследовать эти места.

Подвигаясь таким образом вперед, охотник медленно, но зато верно сделает настоящий оклад желаемой величины в том, конечно, случае, если нигде в обрезах не будет ни стронут, ни вообще обнаружен медведь. Разумеется, лучше всего обнаружить его по первому разу, т. -е. найти его на берлоге, но не следует огорчаться, если он стронется: если снегу достаточно, медведь от охотника не уйдет; главное, нужно терпение и внимание ко всякой мелочи.

При поверке первоначального оклада дорогами нужен опять-таки зоркий и наблюдательный глаз. Медведь—один из самых хитрых зверей; в особенности зачуяв за собою окладчика, он употребит все зависящие от него средства и воспользуется всеми хитростями, чтобы так или иначе схоронить свой след. Преследуемый зверь часто пройдет 10—15 верст лесными дорогами прежде, чем вновь углубиться в лес. Если он чует впереди себя встречу, то обыкновенно на время свертывает с дороги; как только встреча миновала, он снова выходит на дорогу, продолжая далее скрывать свой след. Проезжая дорога почти не дает отпечатков медвежьих лап, в особенности в морозные дни; к тому же там так много всяких других -следов, что трудно бывает точно различить какой бы то ни было.

Пройдя десять и более верст по дороге, медведь иногда круто поворачивает обратно по ней же.

Бывает и так, что, пройдя известное расстояние по дороге, медведь возвращается обратно уже лесом, но выходит опять-таки на дорогу и вторично идет ею своими старыми следами. Малоопытный охотник может подумать, что перед ним идут два медведя.

Трудно читать медвежьи следы по дорогам, но еще труднее после всех медвежьих ходов туда и обратно уследить, в каком именно месте медведь покинет дорогу и пойдет целиной: в таком месте он непременно употребит какую-нибудь уловку.

Если прямо с дороги сметки не видно, ее надо искать, осматривая внимательно каждое упавшее или поваленное дерево, лежащее одним концом близко к дороге. Так как на упавших деревьях, в особенности в начале зимы, снегу бывает немного, а часто и вовсе ничего, то идя такими деревьями, медведь вовсе не оставляет следов.

Точно также, когда к дороге подойдет вообще ломное место, медведь не пропустит случая воспользоваться им. С колоды на колоду, с дерева на дерево, он искуснейшим образом скроет свой след, а часто в конце такого лома и заляжет основательно.

Если к дороге нет близко лома или упавших деревьев, то надо беречь ямы. Медведь, скрывая след, делает часто как раз над ямой, прямо с дороги, богатырский скачок, исчезая в густой еловой заросли. Такой зарослью он удивительно хорошо пользуется, если она подходит вплотную к дороге, в особенности, если это заросль—густая, плотная, как щетка однообразная сосновая или еловая, или же ивняковая.

Предположим теперь, что охотник, выведенный медвежьим следом на дорогу, очутился тут в плачевном положении—утерял след. В таком случае всего лучше бросить дорогу, сбившую с толку, и итти целиной вдоль нее, сначала, положим, по правую ее сторону, а затем по левую, и так продолжать до тех пор, пока не найдется продолжения следа. Идя сторонами, надо придерживаться по возможности чистых мест и обходить все те места, где след вообще легче скрывается. Таким путем можно всегда выйти из затруднительного положения и снова найти потерянный след.

В случае, если охотник, пройдя целиной по обеим сторонам дороги и связав проходы с обеих сторон с дорогой, все-таки не обнаружит следов, то это будет означать, что медведь залег где-нибудь у этой самой дороги и лежит между дорогою и параллельным ей путем, проложенным охотником. Такое залегание случается довольно часто, при чем вся ширина оклада бывает ничтожна, от 15 до. 20 сажен. Подобный узкий и длинный оклад вызывает необходимость пройти снова дорогою, зорко присматриваясь ко всем плотным и ломным местам, и подождать перерезывать оклад поперек. При небольшом количестве ломных мест легко заметить то, которое могло показаться наиболее удобным медведю, а, следовательно, можно найти, пожалуй, и сметку, что уже значительно упростит обрезку оклада..

При узком окладе возле дороги медведь всегда ляжет в лому или чаще. При таких лежках я всегда замечал полную неприхотливость постели и вообще отсутствие какой бы то ни было подготовки. Тем не менее медведь, залегший у дороги, лежит удивительно плотно и положительно не боится шума.

Предположим далее, что зверь благополучно миновал дорогу, перешел ее и пошел дальше лесом. Охотник отправляется за ним. Все время итти при этом следом—не надо, даже если бы медведь шел, не делая петель (бывают и такие медведи, которые ложатся с прямого хода, не сделав ни одной петли). Всего надежнее всякую плотную гриву, от’ем, островок или площадь бурелома обходить кругом; лишь основательно убедись в том, что медведь пошел дальше, можно продолжать его преследование.

Раннею зимою и в такую зиму, когда болота плохо промерзают, медведь, чуя преследование, любит ходить именно болотами, проходя ими иногда 10 и более верст. Заметив, что медведь начал жаться в болота, нужно обойти болото кругом по сухим и более чистым местам. Где-нибудь на гриве окажется след, который охотник принимает снова и идет им дальше.

Если по гривам следа не оказалось, значит медведь залег в болоте. В середках обширного и редкого болота, если нет посредине его сухих ломных островов, медведь никогда не ляжет. Беречь его надо в краях болота или на островах. На краю скорее ляжет медведица щенная и с лончаками, и более крупный медведь; а на островах ляжет мелкая яловая самка без лончаков или вообще мелкий медведь.

Перед тем, как лечь, в большинстве случаев медведь делает петли, иногда целый ряд петель, но, не найдя подходящего места, может, не ложась, продолжать итти дальше, поэтому во всяком случае непременно следует особенно внимательно относиться к местам, где медведь начинает петлю.

Петли медведя очень сложны и тянутся иногда на несколько верст. Кроме петель медведь делает сметки, вы-пятки (т. -е. идет, пятясь задом). Часто он забирается предварительно на бурелом и уже оттуда, с высоты иногда нескольких аршин, делает громадный скачок-сметку в чащу.

Разобраться в сложных медвежьих петлях, если они очень путаны, чрезвычайно трудно. Поэтому всего лучше раз навсегда принять за правило: выхаживать петли немедленно после того, как зверь обложен. Выхаживать петли— значит пройти по всем следам, которые обрезаны были прочь при окладе. Только поверяя таким образом оклад, можно быть совершенно уверенным в том, что медведь не вырезан из оклада.

Остановившись при начале петли, надо осмотреть сперва местность и затем направление петли. Если место, куда пошла петля, представляет чистый бор, что бывает часто, то надо принять во внимание, что в чистом бору медведь никогда не ложится, так как рядом у него много лучших мест. Но незначительная болотина или залом в чистом бору могут привлечь медведя и он не прочь там поместиться, хотя бы кругом был совершенно чистый бор.

Иногда петля выкидывается медведем в чистое болото или даже ноле. Если найден возвратный след, то такие петли нечего, конечно, и выхаживать.

Нужно быть особенно осторожным с петлями, которые пролегли по местности, удобной зверю как для лежки, так и для спутывания следа. Такими местами должно считать старые вырубы с засевшим уже по ним густым молодняком, буреломы всевозможных типов, сухие острова по болотам, кочкарные болота, покрытые лесом, густые еловые гривы, потные места, поросшие разнородным лесом с корягами и сухими осиновыми сухоподстоинами, гривы плотные со смешанным лесом, прутняковые заросли и т. п.

При окладывании зверя по зиме надо принимать в расчет, какая стояла осень, много ли было воды, промерзли или нет болота, какая была погода в среднем, теплая или суровая, до дня оклада. Все это важно и находится в тесной связи с выбором лежки медведя в предстоящую зиму, о чем сказано мною ранее и чем пренебрегать ни в каком случае не следует.

После того, как пересечена первая петля и принят дальнейший след, надо им итти до тех пор, пока местность не окажется пригодной для лежки зверя или пока не встретится вторая петля.

Предположим, что эта петля также найдена опять в более или менее чистом месте и легла, допустим, направо от первоначального пути охотника. Ее нужно перерезать и сосредоточить здесь все внимание: в большинстве случаев медведь ложится на второй петле и, при подходящей для лежки местности, он несомненно окажется залегшим где-нибудь вблизи. Если же след, делая вторую петлю, зашел в густую заросль и, выйдя из заросли, подошел к входному следу, то внимание следует сосредоточивать на этом выходном следе, служащем окончанием петли. Именно в этом случае на второй петле зверь часто выпячивает свой след, осаживая, так сказать, себя задом в ту самую чапыгу, из которой только что вышел.

Если выпятки нет, а есть только обыкновенная чистая петля, то и тут все-таки гораздо лучше не итти дальше следом, хотя бы впереди местность и не была особенно удобной для лежки, а бросить след и начать осторожно заходить окладом правее или левее следа, смотря по тому, где удобнее и чище пройти.

Предположим, что охотник пойдет правее следа и, огибая круг, будет мало-по-малу подаваться налево. Первое, что он пересечет, если петля была не очень короткою, это вершину второй петли, говоря иначе, перережет сначала след, идущий слева направо, и затем впустит этот самый след обратно, т. -е. справа налево. Зверь будет, следовательно, с левой руки, т. -е. все, что пока нужно.

Делая круг, надо выбирать возможно чистые места, а не стараться проникать в чащу; величина первоначального оклада не играет большой роли; обложив зверя, всегда можно еще успеть обрезать круг, тем более, что оклады-вается зверь, только что легший, не успевший еще облежаться, а такого зверя на большом кругу труднее подшуметь, чем на малом кругу.

Подвигаясь таким образом вперед, надо внимательно посматривать по сторонам и в ноги, избегая производить какой бы то ни было шум; не надо ломать по дороге сучков; лучше подлезать под упавшие деревья, чем перелезать через них, так как иное дерево может оказаться гнилым, не выдержит тяжести человека и, ломаясь, произведет порядочный шум.

Допустим теперь, что при постоянном продолжающемся загибании круга налево опять попадается выходной след (от левой руки к правой). Тут прежде всего надо убедиться, нет ли выпятки в следу. Когда она есть, то это означает, что зверь вышел из начатого оклада, но затем сейчас же и вошел в него задом, следовательно он опять v охотника слева, а стало быть и в окладе. В случае же, если выпятки не оказывается, итти по следу не надо, а надо пересечь его и продолжать окладывание в раз принятую сторону. Дело в том, что через несколько десятков саженей легко может приттись опять впустить след в оклад и уклонение по вновь встреченному следу оказалось бы совершенно излишним, так как медведь вернулся в оклад. Подвигаясь таким образом дальше, охотник должен притти на то место, где в первый раз брошен был след.

Если следы расположены именно так, как приведено в данном описании их, то зверя нужно считать безусловно обложенным. В случае же, если бы предпоследний выходной след оказался не началом новой петли, а выходом, и медведь оказался бы не вернувшимся обратно в оклад, то, окончательно убедясь в этом, нужно, замкнув круг, вернуться на этот излишний выход и, бросив след, опять начать описывать полный круг и так продолжать до тех пор, пока зверь не будет охвачен.

Иногда выходов и входов бывает очень много. В таком случае надо сосчитать число их самым точным образом, так как ошибка в одной единице изменяет все дело. Каждый лишний вход в оклад по сравнению его с общим количеством выходов служит доказательством того, что зверь находится в окладе.

Возьмем для примера простейший случай: один выход и два входа в оклад—зверь обложен; четыре входа и три выхода—зверь тоже в окладе. При равенстве входов и выходов, например, при трех входах и трех выходах—зверя в окладе нет, но при трех выходах и трех входах—зверь в окладе. Последний случай, могущий показаться противоречием, нужно об’яснить. Предположим, что в известной от’емной гриве в 3—4 десятины залег никем не обложенный медведь. Прошла неделя и следы все занесло. В это время в силу тех или других обстоятельств медведь вышел из оклада в том именно месте, где впервые случайно обнаружен его след, и, не найдя подходящего для лежки места, вошел опять в ту же гриву, где лежал. Очень легко и вполне возможно допустить, что выйти и войти в этот оклад медведь мог последовательно, положим, по три раза, —следовательно в итоге получится три выхода и три входа, при чем зверь будет в окладе. Вообще же говоря, при равном числе входов и выходов зверя нельзя считать обложенным.

Иногда случается (см. план I), что зверь, дав петлю, скажем, вправо Г на юг от первоначального следа А, даст затем следующую петлю прямо против следа Д и затем возвращается своими же следами обратно к точке А. В таком случае, как только охотник заметил, что след стал двоить, т. -е. что на след, уходивший от него, набежал встречный, — он немедленно должен остановиться и хорошенько осмотреть след; в большинстве случаев в том именно месте, где одиночный след становится двойным, вернее, не доходя до этого места 3—4 аршин, находится сметка Б. Это во всяком случае один из наиболее любимых маневров зверя.

Убедившись в сметке, итти далее не следует, а надо начинать обходить сметку с той или иной стороны, при чем в простейшем случае обход этой сметки дает в результате и обход самого медведя.

Тот же оклад был бы уже сложнее, если бы, положим, делая оклад, охотнику пришлось наткнуться снова на выходной след на проезжей дороге В, при чем след этот, прежде чем уйти снова в оклад, проложен бы был несколько раз туда и обратно по дороге. Наконец, медведь мог выбросить петли и за лесную тропинку С.

Другой пример—план № II. Тронувшись с точки Н, я наткнулся на свежий след. Проведя этот след через лесную тропинку, я вышел на бор, где в точке А набрел на первую петлю. В виду того, что местность представляла собою бор, а за ним покосы, я не пошел петлей, а продолжал итти следом до точки Б.

Здесь начинался остров, плотный, поросший смешанным лесом, окруженный болотом с негустым лесом, и только с одной небольшой стороны примыкающий к ручью. Мне предстояло следовательно обойти этот остров от точки Б.

Бросив след в опушке, я пошел налево краем острова и встретил выходной след в точке В, но в виду того, что след этот выходил на болото с редким лесом, и предполагая по характеру местности, что медведь мог вернуться обратно, я пересек этот след и продолжал итти опушкой.

В точке Г я встретил обратный след в остров. Как первую петлю Р, так и вторую петлю С я на время оставил, рассчитывал выходить их тогда, когда медведь будет обложен, потому что петли эти выкинуты были на такие места, где трудно было предположить лежку: рядом лежали значительно более удобные острова.

От точки Г остров поворачивал к ручью, на котором в точках Д и Е обнаружился в первой выход, во второй вход в остров. Здесь я удвоил внимание, так как медведь часто пользуется ручьем для того, чтобы скрыть след.

Миновав ручей, я вышел на покосы и затем в бору нашел выходной след Ж. Пройдя отсюда до точки Б, с которой я начал окладывать остров, я убедился, что других входных следов нет и, следовательно, медведь из этого оклада вышел: количество входов и выходов было равное, по 3 (входы Б, Г и Е, выходы В, Д и Ж).

Вернувшись к точке Ж, я пошел этим выходным следом, не опасаясь спугнуть зверя, так как след шел бором и покосами. След этот вывел на дорогу и повернул по ней в точке 3. Здесь он сошел с дорога и пошел уже параллельно с нею к точке И, где пересек ручей и далее в точке К вошел опять в небольшой, густо заросший и покрытый буреломом островок, казавшийся вполне удобным для лежки медведя.

Поэтому от точки К я бросил след и пошел от него налево, обходя остров. При этом я снова попал на дорогу к точке П и пошел по ней, внимательно всматриваясь в следы до точки Л, где кончался островок и начинались снова болота с редколесьем, и где я поэтому сошел с дороги идя опушкой островка, имея его с правой стороны, а болото с левой.

В точке М я пересек выходной след и пошел по нему, временно оставляя островок, в виду его небольшого размера, без внимания.

По следу видно было, что, пройдя по дороге туда и назад, медведь сошел было в болото, затем круто повернул, перешел дорогу и вошел в другой большой лесной остров. Направившись кругом этой новой гривы, я в одном месте пересек два медвежьих следа, именно в точках Д и Е; эти следы на ручье уже были мне известны по окладу первого острова.

Продолжая итти вдоль ручья, я вышел на дорогу и, минуя точки П и Л, приблизился к точке О, последнему входу медведя. Получился круг с двумя входами—О и Д, и одним только выходом в Е, значит зверь был обложен.

План этот я точно зарисовал, как чрезвычайно типичный. По нем отчетливо видно, как осторожно выбирает себе медведь место лежки. Не найдя в первом острове подходящего для себя места, он выбрал другое, несомненно им уже себе намеченное петлею Е—Д.

Однако он не сразу воспользовался этим намеченным местом, а опетлял его почти кругом прежде, чем решился наконец окончательно войти в него.

Характерен также оклад снятый на плане № III. Первоначальный след обнаружен был в точке А на лесной дороге. Местность представляла чистый бор и излишним было кружить по следу, целесообразнее было итти прямыми линиями. 13 точках Б, В, Г след был пересечен три раза, и так как в точке В он был входной (вправо), а в двух других—выходной (влево), то видно было, что зверь остался на левой руке.

В точке Д оказалась котловина с буреломом, т. -е. место чрезвычайно удобное для лежки; тут же виднелся входной след. Внимательный осмотр обнаружил и выпятку, которая означала, что медведь вошел в котловину и, пятясь своим же следом, вышел оттуда правее (восточнее) точки Д.

Таким образом, следовало итти далее правой стороной котловины по направлению точки М, где оказался еще один чистый вход в предполагаемый оклад.

При дальнейшем обходе этой котловины встретилось еще несколько следов, именно: в точках Л, Ж и Е—входные, а в точках К, И, 3—выходные, всего же в котловину имелось 5 входов и 4 выхода, т. -е. зверь был обложен.

Дать один общий пример для всех окладов, конечно, невозможно, но по приводимым пояснениям, общий вид окладывания станет, несомненно, ясным.

Пята

Все эти медвежьи следы и петли, изучение которых необходимо для правильного окладывания зверя, приводят в конце концов к его окончательному входному к берлоге следу—пяте.

Медведь, направляясь окончательно к лежке, идет к ней с юга на север и уклонения от этого направления в ту или другую сторону не превышают 15 градусов.

Более четырехсот окладов, на которых я проверял мои наблюдения, дали мне полную уверенность в безошибочности выведенного мною закона, управляющего движениями медведя. Единичные исключения из этого правила не превысили 1—2 процентов и всегда были вызываемы посторонними, совершенно случайными обстоятельствами.

С тех пор, как я убедился, что медведь, направляясь окончательно к лежке, идет к ней с юга на север, я точно и безошибочно могу определить пяту зверя и не приму пяту за петлю, выброшенную из оклада, или петлю за пяту, что так часто случается и что вконец портит охоту.

На бестолково устраиваемых охотах зачастую поднятый зверь, нередко мелкий, идет прямо на облаву и, несмотря на неистовые крики последней, прорывает ее и уходит. Это происходит исключительно от незнания распорядителя, в каком месте поставить номера. Очевидно там, где стояла облава, следовало бы расставить стрелков, и тогда охота окончилась бы совершенно иначе.

Подобные случаи подтверждают необходимость и важность знания точного лаза зверя, т. -е. именно того лаза, каким зверь желает итти сам.

Уклонения выхода зверя в ту или другую сторону от пяты (если она правильна и смотрит на север) весьма редко бывают более 300 шагов, как показали мне, по крайней мере, мои наблюдения.

Таким образом, при том или другом отклонении, смотря по тому, в какую сторону оно произошло, выход зверя из оклада может быть: или прямо на юг, или на юго-запад, или на юго-юго-восток.

Кроме закона, управляющего ходом зверя, идущего всегда в вышеуказанном мною направлении своей истинной пятой, мне удалось вывести из моих наблюдений еще другое весьма интересное заключение, а именно, что медведь лежит всегда против пяты; если же в конце пяты у него сделана сметка, то сметка эта дается им исключительно в правую сторону от пяты, т. -е. на восток. При этом замечу, что такая сметка, если и делается медведем, то, во-первых, довольно редко (от 15 до 20 процентов); во-вторых, в большинстве случаев кончается берлогой и тянется не более 5—10 сажен.

Это положение медведя относительно своей пяты и делаемой им сметки в правую сторону, много раз мною проверенное, имеет также чрезвычайно важное значение как при окладывании зверя, так главным образом при обрезке оклада.

Если пята, например, находится в ‘правой половине оклада, то для обрезки оклада необходимо отойти влево от пяты шагов на сто из опасения спугнуть зверя. Затем следует по компасу итти прямо на север и пересечь оклад. Можно быть уверенным, что медведь при этом не будет вырезан и останется в правой половине оклада.

Делать это, конечно, можно лишь в более или менее чистых окладах, а при больших сплошных буреломах, представляющих всевозможные естественные преграды, ход зверя в силу необходимости должен уклоняться от своего направления—и именно в ту сторону, где менее всего он найдет препятствий для своего движения.

Нормальный выход из оклада зверя, побуждаемого к тому криком обыкновенной облавы, должен быть на пяту; но влияние причин, рассматриваемых мною при описании выбора номера на облавной охоте, заставляет иногда зверя уклониться от этого направления. Уклонения эти в большинстве случаев происходят в левую сторону от пяты (т. -е. в западную) и значительно реже—в правую. Почему это случается так, а не иначе, не знаю, но факт проверен на более, чем четырехстах облавах.

Знание теории, конечно, не избавляет от ошибок на практике три неумелом применении правил теории. Для предупреждения возможности таких ошибок, могущих быть весьма неприятными, я приведу пример. (См. план IV).

Медведь вошел в оклад в точке II/1 т. -е. пята смотрела на юг. Окладчик, несмотря на то, что компас указывал на ошибку, все-таки признал этот след за пяту на том основа-нии, что вход этот был одним, чистым так сказать, а другие входы и выходы А и Б были двойными (т. -е. по одному входу и по одному выходу), почему эти следы и были им сочтены за петли.

Разобрав в чем дело, я поставил номер в точке III/2, и медведь от первого крика облавы вылетел на номер.

Приведу еще следующий пример (см. план V). Имелся единственный входной след. в точке А. Никаких других следов из оклада и в оклад не было, поэтому окладчик принял этот след за пяту и выбрал номер в точке входа (А) несмотря на то, что этот входной след, как указывал ему компас, смотрел прямо на юг.

Ошибка окладчика для меня была очевидна, и я, обойдя оклад, выбрал номер в точке В, прямо противоположной входному следу А. Результатом был выход медведя прямо ко мне в ноги.

По окончании охоты я указал окладчику на его ошибку. Оказалось, что медведь, ‘войдя в оклад в точке А, прошел его поперек почти весь и, не доходя точки В, где он потом был убит, всего нескольких саженей, круто повернул обратно, т. -е. пошел на север.

Облавная охота

Одною из наиболее интересных я считаю охоту облавой, требующую большого внимания и толкового распорядка от охотника, на котором лежит ответственность за успешность охоты.

Такой охотник, т. -е. распорядитель, должен приурочи-вать свои приезды на охоту таким образом, чтобы попасть к окладчику в избу с вечера, дабы обо всем подробно и толково переговорить с ним, узнать от него, что нужно, и сделать надлежащие распоряжения.

Необходимо прежде всего узнать, как велик оклад, и соразмерно с этим расчитать, сколько требуется людей. Иметь лишних человек двадцать во всяком случае не мешает, хотя бы окладчик и уверял, что оклад небольшой и народу понадобится мало. Дело в том, что для одинаковых по размеру окладов количество народа может потребоваться совершенно различное, так как в этом вопросе не столько, пожалуй, имеет значение размер, сколько свойство оклада; так например, если оклад все время идет густым, сплошным лесом, то народ надо рассчитать так, чтобы крикунов можно было поставить через каждые двадцать шагов; если оклад касается чистых болот или моховых болот с редким лесом, даже полем, то на такой местности облаву можно ставить реже—на 40—50 и даже 60 шагов; такую редкую облаву не следует ставить близко к тропе оклада, а лучше отвести ее на чистое место. Зверя, вышедшего из чащи на открытые места, воротить назад на коротке очень трудно; загонщик же, поставленный подальше от чащи, всегда успеет показать себя зверю, а следовательно и во-время повернуть его.

Определив число людей для облавы, надо назначить час, в который эти люди должны собраться в деревню, а если найдется надежный человек, то всего лучше, конечно, поручить ему собрать народ на заранее определенное место, отстоящее от оклада на версту или на полторы, никак не меньше, на этого же человека надо возложить и обязанность следить за людьми, не позволять любопытным забираться раньше времени в оклад. Подшуметь зверя—ничего не стоит, а обложить его вновь бывает иногда очень трудно.

В тех случаях, когда народу, желающего принять участие в охоте, набирается вдвое или втрое больше, чем требуется для облавы, нужно предварительно об’явить, что по числу людей, необходимых для облавы, будут выданы билеты, и что деньги будут уплачены только по числу билетов Такое распоряжение служит единственной гарантией к тому, чтобы вместо нужных 60—70 человек на облаву не явилось 150.

Немалое значение для определения требуемого количества людей имеет погода: очень сильный ветер и густой навес в лесу заставят увеличить людей в облаве, так как ветер относит крики загонщиков, а при густом навесе звук раздается чрезвычайно глухо.

На обязанности распорядителя охоты лежит необходимость заранее расспросить окладчика о том, каким образом обложен медведь, сколько петель было вырезано окладом, выхожены ли петли, известна ли точно пята и куда смотрит пята оклада. Пята должна смотреть всегда на север и только такое положение может дать полную уверенность в том, что это и есть пята. Если же окладчик определяет положение пяты на восток, юг или запад, то это означает только, что окладчиком за пяту принята петля.

Очень важно для распорядителя знать предварительно, какой лес в окладе, густой или редкий, в особенности у пяты и левее пяты; нет ли ручья, болотца, кряжей и, кроме того, каких бы то ни было возвышенностей.

С вечера же, т. -е. накануне охоты, следует выяснить, — если пята установлена, —можно ли подвести облаву прямо к вершине оклада, предполагая, что основанием его будет пята. Вопрос этот весьма важен в виду того, что лучшая заводка облавы должна быть признана сразу на два крыла в то время, как номер или номера будут уже стоять на месте. Благодаря такой заводке, если потревоженный зверь и выскочит еще до начала крика, то во всяком случае на правильно выбранный номер; в том же случае, когда приходится подводить облаву одним боком и зверь окажется -лежащим как-раз под ним, охота может быть испорчена вследствие того, что зверь, хотя и немного, но все же уклонится от своего законного пути и проскочит мимо номеров. Последнее, что остается сделать с вечера, —это распорядиться, чтобы были приготовлены десятка полтора белых балахонов. Эти балахоны надевают обыкновенно крестьяне поверх своих овчинных шуб, когда отправляются в лес и «в заделье». Необходимо также заказать нужное количество одиночек, запряженных в дровни. Дровни уже и легче розвальней, копылья у них выше, вообще на них можно проехать положительно всюду, где только пройдет лошадь.

Под’ехав к собравшимся на облаву загонщикам, нужно пересчитать их и отобрать в «крыловые» или «молчуны» людей, наиболее надежных и опытных, преимущественно зрелого возраста. Крыловые должны быть непременно одеты в белые балахоны, а шапки у них должны быть обмотаны белыми платками. Количество крыловых находится в прямой зависимости от числа стрелков; при одном номере всего лучше ставить по 10 крыловых молчунов на каждую сторону. На более частом месте крыла и народ ставится чаще, и наоборот.

Иногда и не одна чаща вызывает необходимость разместить крыловых в неодинаковом количестве. Так предположим, что номер назначен на тропинке, а в нескольких шагах от него с правой стороны тропинку эту ‘перпендикулярно пересекает просека; если поставить по обоим крыльям от номера по одинаковому количеству крыловых молчунов, то получится следующее: первый крикун после последнего крылового с левой стороны на той тропинке, на которой стоит охотник, будет кричать как-раз вмеру, тогда как стоящий на той же дистанции от номера с правой стороны, но уже под прямым углом к нему на просеке, будет кричать слишком близко и будет до известной степени отпугивать зверя. Ясно, что в таком случае правое крыло должно быть снабжено большим количеством молчунов, тогда как на левом число их может быть даже уменьшено.

При двух, трех и более стрелках можно ставить меньше крыловых, но их никак не должно быть менее, как по 6 человек с каждой стороны.

Когда крыловые отобраны, они отходят в сторону от общей толпы облавы в ожидании, пока будет произведен выбор «ершей».

Ерши требуются при очень больших окладах, не лишни и при окладах средней величины. Они составляют собою также облаву, но внутреннюю, более близкую к берлоге, более редкую и главное—подвижную, тогда как наружная облава окружает оклад неподвижным кольцом.

Понятно, что опытные ерши чрезвычайно важны. Количество ершей зависит от качества оклада, густоты его и ширины. Нужно рассчитывать так, чтобы ершей при прохождении ими оклада на каждые 40 сажен приходилось приблизительно по одному.

Затем нужно назначить двух заводчиков, которым следует об’яснить их обязанности, а именно: по приказанию они должны вести собравшихся для облавы загонщиков к вершине оклада; здесь заводчики расходятся и ведут каждый за собою свое крыло облавы, один налево, другой— направо, с тем расчетом, чтобы кончить расстановку облавы у последних крыловых.

Оставив ершей и загонщиков на месте, распорядитель берет с собой крыловых и ведет их на оклад. У самого оклада оставляет крыловых под надзором надежного человека, а сам вместе с окладчиком начинает обходить оклад, осматривая места всех петель, обрезанных окладчиком, а равно и пяту, поверяя на месте все полученные накануне сведения, т. -е. нахождение ручьев, направление, в котором они лежат, расположение оврагов, кряжей и склонов, если таковые имеются.

При обходе оклада полезно посматривать на компас, который лучше всего показывает фигуру оклада. Входной след т. -е. пяту следует также поверить компасом: настоя-щий входной след всегда смотрит «а север, отклоняясь иногда в ту или другую сторону до 15°. Это и есть законная пята; ее именно и нужно искать, проходя мимо всех петель, не отвечающих этим условиям.

Предположим, что пята, указанная окладчиком, действительно настоящая, но что довольно значительный ветер дует как-раз с номера в оклад. В таком случае выбирать место надо левее пяты и итти влево до тех пор, пока ветер не станет по отношению к охотнику боковым, т. -е. таким, при котором зверь может быть выставлен на охотника. Не следует здесь становиться на чистой поляне; для хорошего стрелка на коротке можно выбрать место даже в чаще; стрелок средней руки может стать в лесу средней густоты. Крупный медведь избегает очень плотной чащи, как равно и чистых мест, медведь же средний и мелкий может одинаково выйти и плотным местом и относительно чистым, но вернее тем, которое будет ближе к точке, где ветер не может нанести запах охотника на зверя. Мелкая медведица с лончаками и пестуном идет в большинстве случаев самой плотной чащей и ломом.

В случае, если местность против пяты подымается от стрелка и довольно значительно, нельзя становиться на пяте, а опять надо подаваться левее к тому месту, где этот под’ем сглаживается или, еще лучше, где переходит в низину, поросшую лесом. В таком месте, где крупный лес соединяется с мелким, зверь идет всегда той или другой стороной линии соединения, т. -е. спайкою леса.

Вообще мне приходилось всегда наблюдать, что в случае, если условия пяты не допускают удобного выхода зверю, то зверь свой выход уклоняет от пяты влево (глядя от стрелка), и лишь в редких случаях вправо. Например, если палево от пяты вблизи находится поле и охотник не может уйти на надлежащее расстояние от ветра, двигаясь по этому направлению, тогда приходится стать на номер правее пяты, принимая во внимание те же данные, о которых говорилось выше, при выборе места налево от пяты.

Иногда оклад состоит из чередующихся полос редкого и густого леса; полоса густого леса, чаща которого дает некоторые просветы, и есть полоса, типичная для лаза зверя.

Моховое болото, поросшее смешанным лесом и окаймленное с двух сторон более возвышенными грядами, поросшими бором, представляет также излюбленный ход зверя.

Зверь охотнее идет из оклада в гору, чем под гору. Поваленных деревьев, кое-где разбросанных по окладу, медведь не боится и легко справляется, перебираясь через них; мелкий зверь любит ходить за такими деревьями, вдоль них, высматривая оттуда облаву.

Внимательный осмотр местности впереди и с боков номера лицом, устанавливающим номера, не избавляет, однако, и лицо, стоящее на номере, от необходимости знать также, какие места лежат за его спиной. Дело в том, что зверь, подходя к номеру уже сравнительно близко и неожиданно увидав за ним сплошной нагроможденный бурелом, часто не идет в бурелом, а бочит в ту или другую сторону. Причина такого движения зверя понятна: уходя из облавы и наметив себе место, где ее прорвать, медведь старается лишь о том, как бы скорее уйти, и выбирает более удобные для хода места. Только мелкая медведица с лончаками может сделать промах и забраться в бурелом, который несколько человек на лыжах могут быстро обежать по чистым местам и погнать зверей обратно в оклад.

По выборе номеров распорядитель посылает окладчика за крыловыми и стрелками, которых расставляет по намеченным местам.

Осмысленная работа крыловых в деле охоты составляет одно из необходимейших условий всякой удачной облавы. Роль их крайне важна, в особенности при стрелковой линии с одним или двумя номерами, когда каждый из крыловых заменяет недостающих стрелков. Если позволяет местность, то крылья всего лучше выравнивать таким образом, чтобы линии их представляли как бы крылья только что закинутого невода и чтобы номера размещались именно в том месте, где находится мотня невода.

Крыловой должен быть человеком надежным т. -е. не пугаться медведя и не кричать тогда, когда этого совсем не нужно: стоя на месте, он должен все время молчать, изменяя этому правилу лишь в том случае, когда зверь явно выражает желание прорвать облаву.

Вообще при установке крыловых необходимо каждому из них об’яснить, что от него требуется, а именно: стоять тихо, не делать никаких резких движений, ни под каким видом не курить, не кашлять и не разговаривать с соседом. Крыловых, ближайших к номерам, следует прятать за деревья во избежание того, чтобы неудачным движением при виде медведя они не отпугнули его обратно в оклад. Медведь, идущий по направлению к номерам, идет правильно даже в том случае, когда проходит от крылового в каких-нибудь 10 шагах, лишь бы крыловой не шевелился, что и нужно растолковать ему.

Всякий крыловой с правой стороны от номера должен беречь медведя, идущего к нему на штык или находящегося от него с левой руки; крыловой же левого крыла должен точно также беречь как встречного медведя, так и находящегося с правой руки.

В случае, если медведь вывалит на крылового, стоящего за прикрытием, то крыловой должен напустить его на себя шагов на 15, самое большее на 20, и затем выйти из засады для того, чтобы зверь заметил его, но не кричать ни под каким видом, чего также не должны делать и ближайшие к номерам крыловые. Если зверь продолжает напирать, то крыловой должен захлопать в ладоши, свистнуть или ударить несколько раз по дереву; еще лучше, если это сделает его сосед, стоящий дальше от номеров.

Таким образом зверь будет лишь приостановлен и направлен не обратно в оклад, а по направлению к номерам, если, конечно, и остальные крыловые продолжают молчать и не мешают выходу зверя на номера. Вообще в таких случаях от крыловых следует требовать не крика, а лишь легкого шума.

Примерная работа хороших крыловых такова: медведь выскочил на пятого крылового правого крыла; заметив зверя, этот крыловой напустил его на себя на 20 шагов, вышел из засады, произвел легкий шум и, не осаживая, так сказать, медведя, заставил его лишь побочить в сторону номеров. Проскочив благополучно мимо четвертого крылового, медведь снова повернул на третьего; тогда должен подняться четвертый и дать о себе знать; это заставит медведя продолжать опять ход по прежнему направлению. Передавая таким образом зверя с рук на руки, умелые крыловые вынесут его, так сказать, на руках на номер. Особенно должны быть надежны ближайшие к номерам крыловые, главным образом первый от номера, мимо которого зверь иногда проходит в каких-нибудь 5 шагах, направляясь на рядом стоящий номер. Ненадежному и неопытному крыловому не выдержать такой близости зверя.

Весьма важно предупредить крыловых, чтобы они в том случае, когда медведь ранен, ни под каким видом не пытались остановить его, а, наоборот, старались бы стоять без малейшего движения, так как раненый зверь бросается на первого, преградившего ему дорогу, и проскакивает мимо вблизи неподвижно стоящих, одетых в белое людей, не замечая их.

Работа ершей при среднем и большом окладах имеет чрезвычайную важность, почему в ерши должны итти люди смелые, сообразительные, проворные, хорошие ходоки на лыжах. Заводить ершей нужно не ранее, как 10—15 минут спустя после начала крика облавы; иногда и в большом окладе зверь может тронуться без ершей, следовательно тогда в работе их не окажется надобности. Заводка начинается всегда с вершины оклада; ерши идут по окладу ровно, немного мешком посредине, соблюдая между собою известные промежутки и все время обязательно перекликаясь; если виден след медведя, то один из ершей должен непременно итти следом. Ерш, идущий посредине оклада, легко может сбиться с верного направления, так как до него не всегда доходят крики облавы; часто поэтому необходимо, чтобы посредине шел человек, хорошо знакомый с местностью оклада и способный следить за тем, чтобы крылья шли ровно и никуда не заваливались. Ерш, встретивший по дороге место поплотнее, годное для лежки зверя, должен криком предупредить об этом своих соседей, а те в свою очередь должны передать о том же середине и следующему крылу, дабы остановить на некоторое время движение всей линии ершей, которые в таком случае продолжают кричать, стоя на месте. Такая короткая остановка дает возможность ершу, нашедшему подходящее для лежки медведя место, основательно обыскать это место вместе с соседними ершами.

Фланговые ерши должны итти все время вдоль крыльев облавы в таком расстоянии от нее, чтобы слышать крик крыла и иметь возможность передать облаве нужные известия и распоряжения. Если один из ершей обнаружит берлогу, то сейчас же оповещает об этом других, которые, однако, не должны бросаться к нашедшему, а должны только немного пододвинуться к нему и, стоя на месте, продолжать усиленно кричать.

Как только медведь тронется, ерши должны итти дальше, приближаясь к линии, на которой стоит номер. Я враг всяких холостых выстрелов.

При первом выстреле на линии стрелков ерши во избежание могущих произойти несчастий должны немедленно выходить на соответствующие ближайшие крылья облавы.

В оклад, где остался раненый медведь, после того, как ерши уже вышли на фланги, следует спустить собак, заводя их в лоб номеру или наискось—на ветер.

Если форма оклада очень неправильна, то следует все неровности и выдающиеся мыски оклада обрезать и на обрез этот передвинуть соответствующую часть облавы.

Таким образом весь оклад сгладится, размеры его уменьшатся и он получит хорошую форму.

При маленьких окладах с небольшой облавой, когда редко приходится пользоваться ершами, облава должна кричать в полголоса для того, чтобы зверь исподволь мог ослушаться и спокойно выйти на номера.

При узком и длинном окладе, если номер находится на одном из узких его краев, следует начинать крик в одной только вершине облавы в течение приблизительно 10—15 минут, а затем уже исподволь заставлять кричать и бока облавы.

Считаю не лишним дать несколько советов самому стрелку. Когда стрелок поставлен на номер, он должен прежде всего наметить по деревьям ту линию, по которой стоят соседние стрелки (или крыловые, если он один), чтобы в точности знать, напуская зверя между собою и соседом, до какого места можно стрелять, не рискуя никого поранить.

Никогда не мешает на своем номере, если нет подходящего естественного закрытия в виде небольшого выворота или пня, сделать закрытие искусственное, т. -е. устроить шалашку, придав ей вид естественного закрытия, так как зверь, в особенности крупный, чрезвычайно внимателен ко всем ненормальностям леса. Можно также воткнуть перед собою несколько елочек, хотя бы они и закрывали охотника только по пояс. Если номер приходится на болоте, покрытом редким лесом, то лучше самому стрелку врыться в снег, насыпав перед собою небольшой валик из снега, могущий заменить шалашку.

Запасное ружье, стоя на номере, нужно прислонить к деревцу или пеньку. Снег под собою следует хорошенько утоптать, чтобы ноги не вязли и чтобы при стрельбе снег неожиданно не оседал. Лыжи надо держать возле себя несколько засунутыми в снег и припорошенными.

Никогда не следует сбивать снежный навес со стоящих впереди номера деревьев, хотя бы это и казалось необходимым для удобства стрельбы. Крупный зверь, в особенности уже бывавший в облаве, подозрительно относится к деревьям, лишенным навеса и резко выделяющимся своим темным цветом среди всех других, осыпанных снегом.

Если чаща очень плотна, можно подрубить несколькими короткими и сильными ударами ножа две—три елочки, но во всяком случае сделать это нужно лишь после того, как облава будет замкнута. Надо стараться также, чтобы против номера не было никаких следов; по девственно чистому снегу медведь идет доверчивее за исключением тех случаев, о которых я буду говорить особо.

В ожидании зверя необходимо стоять совершенно спокойно, не делая никаких резких движений, внимательно всматриваясь и прислушиваясь ко всякому шороху. Полезно обращать внимание на навес деревьев: часто зверь, пробираясь мелочами, покрытыми снегом, кое-где осыпает с них навес. Но бывают и такого сорта звери, что подойдут вплотную к стрелку, пройдя густыми зарослями и не произведя ни малейшего шороха, не сбив ни одной снежинки, так, что даже опытный охотник часто успеет заметить его лишь в нескольких шагах от себя. Такой зверь очень опасен.

При глубоких снегах существует способ заставить медведя выйти на заранее выбранный номер, при чем медведь обязательно придет к самым ногам стрелка «при том лишь условии, чтобы стрелок стоял, конечно, на той стороне оклада, по которой ‘пролегла пята. Способом этим возможно заставить медведя значительно уклониться от его законного пути, лишь бы местность, на которой будет выбран номер, мало-мальски отвечала медвежьему лазу. Делается это таким образом.

От номера, на который вызывается медведь, в середину оклада прокладывается лыжница длиною, смотря по величине оклада, от 15 до 25 сажен. От конца этой лыжницы перпендикулярно к ней проводится другая лыжница, но, конечно, связанная с первою. Концы этой второй лыжницы должны быть несколько загнуты в оклад, благодаря чему вся фигура этой второй лыжницы будет напоминать нам дугу. Теперь остается только связать концы этой дуги новыми лыжницами с тем же номером, от которого проведена в оклад первая лыжница.

Медведь, попав на дуговую лыжницу, обязательно воспользуется ею и пойдет по ней, а затем свернет на один из радиусов, связывающих дугу с намеченным номером.

Основным правилом всякой стрельбы медведя на облаве должно быть: напускать зверя на себя, как можно ближе. Если зверь идет на стрелка, то его можно напускать хотя на пять шагов, потому что бить медведя на пять шагов значительно безопаснее и умнее, чем на десять, а тем более на дальние дистанции. Вообще встречного медведя стрелять далее 12—15 шагов ни в каком случае не рекомендую.

Стрелять медведя нужно только в голову, так как лишь эта пуля безусловно кладет зверя на месте и наповал. Все остальные места условны и я никогда не рискну рекомендовать их.

Выстрел под лопатку кладет зверя на месте исключительно редко и выстрел по голове, как это ни странно, на самом деле все же будет вернее, определеннее и даже легче, чем выстрел под лопатку. Кроме передней части головы медведя, т. -е. рыла и нижней челюсти, вся остальная часть. головы представляет сплошь убойное место, по размерам вполне достаточное, как цель, даже у небольшого медведя, не говоря уже о крупном. Под лопаткой же, кажущейся такой большой, убойным местом является только сердце, положение которого не всегда, во-первых, стрелком монет быть точно и строго определено, во-вторых, сердце само по себе нисколько не больше, а даже меньше головы звери. Я повторяю, медведя, и лучше всего всякого, нужно стрелять исключительно в голову.

Заметив зверя, направляющегося левее или правее номера, стрелок повертывается в надлежащую сторону плавным, незаметным движением, плавно и вместе с тем покойно подводя приклад ружья к плечу. Напустив зверя до той точки, дальше которой выстрел может быть не безопасен для стрелковой или крыловой линии, при чем точка эта должна быть заранее определена, нужно покойно целиться медведю в голову.

Если зверь идет не на штык, а наискось стрелку, то и в этом случае следует напустить на себя зверя, как можно ближе, так как при пулевой стрельбе на близком расстоянии нет надобности целить даже быстро несущегося зверя много вперед.

Второй выстрел необходимо беречь до последней крайности. После выстрела надо стоять на месте, не делая никаких резких движений: белая одежда и полная неподвижность делают стрелка незаметным для зверя. Вторым выстрелом надо владеть лишь наверняка, напустив зверя хотя бы на два аршина; чем ближе стрелять, тем лучше и безопаснее.

Зверь, раненый на дальней дистанции, всегда лучше рассмотрит стрелка и скорее бросится на него, чем зверь, раненый чуть ли не рядом с ним стоящим охотником.

Если зверь ранен тяжело и ползет перед номером, не следует торопиться разряжать по нем второй ствол, напро-тив, не спуская с него глаз, нужно зарядить сначала вновь правый ствол или переменить ружье на запасное, в котором две пули, и затем уже можно добивать раненого зверя опять-таки лишь в голову.

Когда в окладе окажется медведица с лончаками и пестуном, то лучше всего, конечно, если медведица выскочит наперед и будет убита. Медвежат же, годовиков, в таком случае можно всех перебрать живыми с помощью хорошей собаки-лайки.

Если медведица вышла на номер без лончаков и убита то лончаки, значительно отстав, продолжают путаться по окладу, ища убитую мать. Путешествуя по окладу, медвежата часто возвращаются к своей берлоге. Зная этот обычай я отправляюсь обыкновенно сам на берлогу или посылаю кого-нибудь, приказывая подпускать медвежат поближе к берлоге и затем отпугивать их от нее самым решительным образом. Медвежата, потревоженные на середине оклада, на своем гнезде, выбираются, наконец, на следы матки и ими выходят на стрелковую линию.

Иногда только что ощенившаяся медведица очень неохотно идет на номер, продолжая путаться по окладу. Если облава дружна и опытна в деле, т. -е. не выпустит зверя из оклада, то можно и к медведице применить тот же способ, какой применяется к лончакам. У меня было несколько случаев, когда такая медведица возвращалась обратно к своей берлоге, в которой я сидел, поджидая ее. Я не думаю, чтобы это делалось зверем из любви к детям; по крайней мере в тех случаях, которые были со мной, медведица не шла прямо на берлогу, а проходила мимо шагах в 10 —12, прекрасно слыша отчаянный визг начинающих мерзнуть медвежат.

Всякий другой медведь вообще никогда не возвращается назад на свою берлогу.

В том случае, когда на стрелковую линию выскочит пестун и лончаки раньше медведицы, стрелять их никогда не следует, не убив сначала матери. Крыловые и стрелки должны стараться отпугнуть их от себя, так как медведица, идущая вслед за ними, услышав выстрел, непременно вернется обратно в оклад. Кроме того, бить медвежат, вышедших на номер вместе с маткой, опасно в том случае, если стрелок не уверен, что убьет медведицу тотчас после лончаков.

Глава II. Медведь летом
Весенний выход из берлоги

Время выхода медведей из берлоги находится в зависимости, главным образом, от погоды, но приблизительно начинается с 2-го апреля и кончается 14 апреля. Самцы выходят раньше, затем яловые медведицы и уже после всех медведицы с медвежатами; гнездо поднимается всегда все зараз.

В позднюю сырую весну медведица, выходя с медвежатами из берлоги, переводит их на проталины и косогоры, обращенные на юг, где семья их держится некоторое время, забираясь на ночь в чащу.

Выход из берлоги ранее нормального срока бывает от двух причин: или медведя спугнут, или его подмочит весенней водой. Такой медведь уже снова не ложится плотно, а лежит где день, где два, начиная бродить понемногу и охотно посещая в это время проталины, где ищет прошлогодних так называемых у нас «дудок», одно из любимых им растений, служащих ему лакомством.

По выходе из берлоги медведь ходит преимущественно сухими местами, боринами, солнцепеками, на которых лю-бит понежиться. Очевидно, что он сильно томится в это время голодом; если ему посчастливится найти старую падаль, он спешит уничтожить ее всю, без остатка. Рано выпускаемые по весне лошади часто делаются добычей зверя. В свою очередь и медведь чаще, чем в другое время, попадается, побуждаемый голодом, во всевозможного рода ловушки и капканы, или складывает свою голову у нарочно выложенной для него привады.

При хорошем знании местности и ее рельефа, опытный промышленник пользуется этим временем и иногда за весну бьет от 1 до 3 медведей. Я знал промышленника в Олонецкой губернии, который, обладая отличной лайкой, особенно любил эту охоту.

Кирил брал своего Серко на веревку средней длины, конец которой привязывал к своему поясу. В таком виде, имея руки свободными, он вступал в лес. Хорошо зная все места в лесу, которые ранее других обнажаются от снега, он шел по этим местам против или в пол-ветра. Умный Серко, натянув в меру веревку, шел впереди, хорошо понимая, что от него требуется.

Охота эта требует полной тишины—это то же скрадывание, но осложненное лесом, хрупкими сучьями под ногами и шуршащим местами снегом. Опытная лайка вместе с промышленником подвигается чрезвычайно медленно вперед: одно неудачное движение — и зверь межет быть спугнут. Правильно натасканная лайка идет молча. Она молчит и тогда, когда увидит медведя.

Выходить на эту охоту рано—бесполезно. Лучшее время—это от 11 до 1 часа дня, когда солнце теплее и зверь нежится.

По этим же проталинам опытный промышленник ставит и капканы, и настороженные ружья, в особенности по бори-нам, где капкан можно хорошо замаскировать мохом, или по протаявшим тропам, ведущим к очистившемуся от снега косогору, расположенному склоном к юту.

Весенняя привада

Пользуясь тем, что скот еще не выгнан, а медведь голоден, можно хорошо поохотиться, повалив в надлежащем месте приваду.

Выбор места для привады чрезвычайно важен. Если в прошедшую осень в местности, где вы задумали охотиться, медведь завалил скотину, то терять время на розыск подходящего места нет надобности. Где-нибудь вблизи того места, где он заломал скотину, даже на том же самом месте, советую положить новую приваду.

К ней несомненно придет зверь, так как под влиянием голода медведь обычно прежде всего обойдет почти все места своих осенних побед, догрызая остатки и старые кости.

В тех случаях, когда охотнику неизвестны места прошлогодних подвигов медведя, ему придется самому заняться приисканием места для свалки привады. В средней полосе России, в Тверской и Новгородской губ., вокруг деревень обычно расположена пашня, —дальше идут кусты (это— остатки старых вырубов) с покосами, затем лесные пустоши с средневозрастным лесом и где-нибудь подальше массив зрелого леса. Бывают, конечно, и варианты, но в общих чертах картина верна.

Местности, которых придерживаются медведи, охотникам обычно известны. Массивы леса, где он преимущественно пребывает, дают достаточный материал, —это старые берлоги, копки, наконец — следы по низким местам лесных дорог, где долго держится грязь и проч.

Скот у нас преимущественно пасется в пустошах, по снятии покоса—по кустам и лугам, где они имеются, и еще позднее—по свободным от хлебов полям. По моим наблюдениям наилучшие места для повала свежей привады будут пустоши с смешанным лесом, примыкающие к лесу, в котором медведь станет показывать весною по грязи следы.

В такой пустоши нужно выбрать поляну размером от 1/3 до 1/4 десятины, на которую в нескольких саженях от опушки и завалить тушу. Небольшая мелкая поросль, кое-где пробивающаяся на поляне, не испортит дела.

Если пустошь лишена полян и смешанный лес растет по ней впроредь, нужно выбрать место для привады там, где деревья наиболее редки. Не следует класть приваду в чистом березовом или сосновом лесу, отдавая предпочтение смешанному. Не трудитесь класть приваду и на буграх. Место для привады в средней полосе России должно быть ровным, и лучше потным, чем сухим. Нужно избегать непосредственной близости дороги.

Наконец, во всех случаях полезно, если выбранное место будет находиться вблизи лесного ручья, так как, наевшись, зверь идет прежде всего утолить жажду.

Средняя скотина в 7—9 пудов живого веса хватает на 5—6 плотных обедов медведю. Вообще даже крупный медведь с’едает за один раз немного. Лакомиться тушей он обычно начинает, в’едаясь в паха, ест вымя (если это корова) и затем, когда требуха вывалится, то и ее с остальными внутренними органами и внутренним салом.

Концы ног, голову, шею и перед он оставляет обычно к концу.

Весною голодный медведь поедает больше, чем осенью, когда он сам становится более жирным и упитанным. Весною же медведь чище с’едает приваду, тогда как, напр., осенью, когда скот еще на пастбищах, он становится более гастрономом. Повалив скотину, он выест часто лишь более лакомые места, а на другой день или через день ломает уже новую жертву.

Необходимо заметить, что по количеству поваленного скота как средний, так и крупный медведь разорительнее для крестьянского хозяйства осенью, в особенности в то время, когда отошла уже ягода, а главное уже убран овес. Кроме того, его желудок привык к пище не только обильной, но и отборной.

Случается, хотя и весьма редко, что медведь уволакивает приваду спустя несколько дней после полома скотины с места, где сооружен уже лабаз. Для предотвращения этого некоторые промышленники вбивают в шею туши надежный кол.

Шея как лошади, так и коровы богата массой связок, сухожилий и проч., почему оторвать ее скоро даже медведю не легко. Конечно в итоге, если медведь захочет унести такую тушу—он унесет ее, но на это потребуется время, которым и должен воспользоваться охотник.

Советую класть приваду таким образом, чтобы к лабазу был направлен зад или голова т у-ш и, а не ее ноги или спина.

Дело в том, что медведь поедает всегда сбоку ее, а не с головы и не со стороны хвоста. Он ест ее и сидя, но в большинстве случаев лежа, положив лапы на тушу. Отсюда понятно, почему падаль следует класть к лабазу хвостом или головою. При такой повалке падали зверь, поедая ее, будет в наивыгоднейшем для охотника положении, открывая свой правый или левый бок. При таком положении зверь в плохую ночь дает большее пятно для прицела и менее сливается в одно общее пятно с падалью, чем это случилось бы при другом положении туши.

При укладке привады необходимо применять все меры предосторожности, полученные путем практики и наблюдений.

Я хочу сказать, что приваду следует сбросить на место прямо с телеги, не сходя на землю, не сидеть на приваде в дороге, не курить, ехать трезвым, а не пропитанным самогоном, и не кричать около привады на весь лес, когда медведь еще не убит.

Если привада положена правильно и вы высидели ночь аккуратно, а зверь все-таки не пришел, —не унывайте. Если и следующие ночи будут благоприятны (без ливней и проч. ), то продолжайте караулить с уверенностью, что медведь придет. У него слабо зрение, не очень тонок слух, но зато он обладает отличным чутьем, обостренным к тому же, голодом.

Ранняя весенняя ночь полна всяких звуков и от усиленного вслушивания вы скоро затеряетесь в этих звуках. Поэтому не нужно слишком напрягать слух, так как медведь, ничего не чуя, идет достаточно шоркатно, и, при малейшем опыте, охотник скоро поймет, что идет именно медведь, а не кто-либо другой. Если же зверь зачуял что-либо и насторожился, то будьте уверены в том, что, как бы вы ни напрягали вашего слуха, вы не услышите медвежьего хода. Встревоженный зверь, несмотря даже на сильный голод, подойдет так тихо, что вы не услышите его даже в том случае, если бы он подошел под ваш лабаз.

Определить время выхода зверя весной на приваду очень трудно и я не замечал тут особенно счастливых часов.

Весною зверь под влиянием голода весьма часто пожирает остатки старой падали даже днем.

Никаких советов не требуется в том случае, если ночь достаточно светла и охотник хорошо может выцелить зверя. Но ведь бывает и так, что медведь появится в самую глухую пору ночи, небо к тому же может затянуться облаками, и зверь виднеется лишь, как неопределенное темное пятно.

Если ночь неблагоприятна в смысле света, зверь на приваде, ветер дует на охотника и он уверен в своей выдержке и терпении, то лучше всего, конечно, ждать лучшего освещения. Медведь вообще ест медленно, не спеша, и нет достаточных оснований предполагать, что он скоро покинет приваду.

Разойдутся облака, очертание зверя станет резче и охот-ник спокойно может стрелять. В случае же неуверенности в себе или наличия наклонности организма к отечности при долгом сидении без малейшего движения, нужно стрелять и в том случае, когда зверь представляет собою лишь неясное пятно.

Зная точно, как и где лежит привада (место это может быть заблаговременно точно установлено при помощи какой-либо выдающейся вершины дерева, находящегося по ту сторону привады и хорошо видного на фоне леса), охотник легко определит прежде всего, с какой стороны привады находится медведь, напрягая слух, он услышит скоро и чавканье, а иногда и хруст, при поедании вады медведем.

Все эти данные помогают более или менее правильному прицеливанию. Охотник должен помнить при этом, что зверь ест в большинстве случаев лежа и реже сидя, понуря голову. Я напоминаю это потому, что обычно, не принимая вышеизложенных данных во внимание, охотники высят, и пуля летит в лес, где и оставляет свои следы. Целить поэтому нужно ниже, тем более, что и само положение охотника на высоте способствует скорее повышению, а не понижению выстрела.

Если охотник все же решил стрелять при всех неблагоприятных условиях, пусть не жалеет он тогда своего второго выстрела и, хорошо на сколько возможно выцелив медведя, раз за разом посылает в него свои обе пули. Если рана окажется не серьезной, она при двойном выстреле все же будет тяжелее и кровоточивее и в значительной степени облегчит на другой день—вернее утро—работу лайке.

Одежда, в которой охотник будет караулить на приваде зверя, должна быть по цвету подходящей к окружающей его природе, быть чистой, а не пропитанной каким-либо специфическим запахом. Одеваться следует теплее, так как ночи и весной и осенью бывают холодны и сыры.

Вместо сапог, сильно пахнущих, советую надевать чистые портянки и лапти. Если охотник курит, то пусть оставит табак дома.

Лабаз

Место, где, таким образом, придется класть приваду, может быть различно. Это будет в большинстве случаев или мелколесье с кустами, пересекаемое -полянами (так называемые лесные покосы и старые вырубы), или пустошь с средневозрастным лесом средней густоты, где растет трава и куда заходят пастись лошади.

Во втором случае устройство лабаза чрезвычайно просто, тогда как в первом оно значительно сложнее: за отсутствием деревьев, которые могли бы выдержать искусственный лабаз с человеком, придется соорудить лабаз на вбитых кольях.

Высота лабаза должна быть рассчитана таким образом, чтобы охотник, поместившись на лабазе, равнялся бы с вершинами мелколесья, которые и укроют его достаточно надежно. Затем высота зависит и от фона противоположного леса, и, наконец, от рельефа местности.

Если прямо от привады или овсяной полосы лес поднимается на гору, то лабаз должен будет помещаться не высоко, —если под гору, то выше. Смешанный лес, в свою очередь, дает более светлые и более темные места. Выгодно, конечно, поместить поэтому лабаз так, чтобы, сидя на нем, охотник имел бы приваду на более светлом фоне. В сред- нем же, высота лабаза колеблется от 3 до 6 аршин высоты.

Что же касается расстояния лабаза от привады, то расстояние это будет прежде всего зависеть от того, какая это привада: заломанная самим медведем скотина или вывезенная охотником.

Часто, в первом случае, лошадь может быть завалена в очень неудобном для стрельбы месте, а так как такую приваду перетаскивать не советуется, то охотнику придется из наихудших мест, окружающих ваду, выбрать наиболее для стрельбы сносное.

Может случиться и так, что окружающий лес заставит его надвинуть свой лабаз почти к самой приваде, и, наконец, в худшем случае, имея сетчатый лабаз, растянуть его и над самой привадой.

Если привада кладется охотником—дело другое. Тут он свободен, как в выборе места для привады, так и для лабаза.

Отсюда понятно, что охотник, когда выбирает место для свалки туши, должен одновременно определить, сколько вокруг вады имеется удобных мест для лабаза и притом в тex сторонах, которые являются для охотника наиболее желательными и благоприятными. Свой лабаз я раскидывал не далее 35 шагов от вады, принимая во внимание все то, о чем изложено подробно выше.

Устраивая лабаз не на дереве, а на -кольях, следует вбивать колья под лабаз с телеги, не становясь на землю, или соорудить на дому треногу (на манер трехножных складных стульев) надлежащей -высоты из неструганных прочных жердей. Под одной из ног треноги нужно набить или крупные гвозди или деревянные клинья, по которым охотник мог бы влезть наверх, лучше всего прямо с лошади. Лошадь эту уведет с собой тоже конный провожатый.

Нижние концы такой треноги должны быть остро затесаны для того, чтобы они прочно вошли в землю, а верхние, короткие, следует соединить концом половика, кожею, или просто прочной грубой крестьянской холстиной, которая и будет служить седалищем.

Такой переносный треногий лабаз, заготовленный дома, р. несколько минут может быть установлен на месте, а затем перенесен и на новые места.

Если мелколесье не позволяет устройства лабаза, придется соорудить шалаш, выбрав для него густой куст, в середине которого и должен поместиться охотник. Рекомендую при устройстве шалаша внутренность его обложить можжевельником или еловыми лапками, запах которых в значительной -степени отбивает запах человека. Шалаш должен быть выложен ельником или можжевельником только с внутренней стороны, так как, обложенный снаружи, он создаст более темное пятно, на которое медведь непременно обратит свое внимание.

При устройстве лабаза у привады в средневозрастном пли крупном лесу предлагаю лабаз следующего устройства:

Закажите себе сплесть квадратное полотнище сети из прочных веревок, разм. 3X3 аршина с 3 вершковыми ячеями. Сеть эта по четырем своим углам должна иметь четыре конца прочной веревки длиною до 3 саженей каждый.

Такой сетчатый лабаз-помост чрезвычайно удобен, может быть быстро растянут среди деревьев на нужной высоте, легко снимается и дает возможность стрелять и в том случае, если медведь подойдет под лабаз.

Очень полезно вываривать его предварительно в котле вместе с можжевеловыми лапками, отчего веревки пропитываются приятным смолистым запахом, заглушающим запах человека.

Варить сеть следует от 3 до 4 часов, после чего ее надо высушить, раскинув по забору или изгороди.

Для под’ема на такой лабаз прикрепите к одной из свободных сторон сети узкую веревочную же лесенку в 5 вершк. шириною, с веревочными же (выбленками) перекладинами. Поднявшись на лабаз, охотник поднимает за собой и лесенку.

Зарядив, сидя на лабазе, ружье, охотнику не следует заблаговременно подымать курки. Когда подойдет зверь, он всегда успеет поднять их осторожно, а главное беззвучно. Я знаю случай, что задремавший охотник, имея взведенные курки, прострелил себе ногу.

Случайные летние охоты

Там, где повадился медведь на пасеку, его можно караулить по ночам. Он ходит упорно на нее, присматриваясь очень скоро к чучелам, которые перестают его пугать.

Но беда в том, что расстановка ульев чрезвычайно затрудняет стрельбу по медведю, —а обыкновенно открытое место не позволяет устройства лабаза.

На дальнем севере, с наступлением жаркого времени и появлением полчищ комаров, всю силу которых невозможно передать пером, а нужно испытать на себе—начинаются бедствия зверя. Этой же участи не избегает и медведь. Жестоко искусанный зверь ищет спасения в воде, забираясь в реки по самые уши.

Туземец пользуется этим случаем и, не упуская времени, садится в легкий челн и медленно плывет, обычно, вниз по реке, чуть-чуть шевеля своим веслом. Высмотрев медведя, он бьет его из ружья.

Промыслового значения эти охоты не имеют, так как шкура в это время очень плоха и, по моему мнению, зверь гибнет в данном случае, принося лишь незначительную пользу туземцу.

Совершенно случайными являются встречи с медведями и у нас на малинниках, хотя там, где малина обильно сосредоточена на небольших площадях, можно с уверенностью сказать, что встреча с медведем на них весьма возможна.

Отмечу к сведению любителей, что малину медведь охотно ест днем, пугая крестьянских девушек, приходящих в лес за тою же малиной. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы на малиннике видели особо крупных медведей, обычно ходит на них мелкий и средний зверь.

Течка и помет

Наблюдая много лет медведя в лесу во все времена года и проверяя свои наблюдения из года в год путем расспросов у старых опытных промышленников, я нахожу возможным совершенно точно и правильно определить: 1) что у нас, в пределах Новгородской и Тверской губерний, время течки медведей наступает с 1 июля и продолжается до 14 июля, при чем наибольший яр течки наблюдается около 7 июля (Иванов день), а затем к 14 июля быстро спадает; 2) что время беременности продолжается семь лунных месяцев, т. -е. 196 дней или—принимая за единицу времени обыкновенный календарный месяц в 30 дней—6 месяцев и 16 дней, и 3) что время родов, находясь в прямой зависимости от времени зачатия, начинается в промежутке от 14 января до 25 января.

Если лето очень жаркое, особенно в середине июня, то течка начинается несколькими днями раньше. В такие года я бил медведиц с новорожденными уже 9 января; при этом малыши казались одно или двудневными, а петля («замок») у медведицы еще не вошедшею в норму, из чего следовало, что роды прошли 7—8 января. Видеть новорожденных медвежат или слышать о том, что кто-нибудь видел их ранее этого срока в Новгородской и Тверской губерниях, мне ни разу не пришлось.

Если, наоборот, вся середина и конец июня и начало июля стоят холодные, в особенности с ветрами и дождями, то время течки опаздывает; случка при. этом соразмерно растягивается вплоть до 23 июля, роды соответственно запаздывают и происходят, следовательно, уже в феврале. Самые поздние роды наблюдались мною 11 февраля.

По моим наблюдениям молодые медведицы в период течки оплодотворяются относительно позднее, взрослые—раньше.

Медведица начинает родить на четвертом году жизни. Первородящие приносят наибольшее количество щенят, что, конечно, очень странно. Чаще всего медведица родит двух, реже трех, и весьма редко—четырех.

В помете всегда бывает более медведей, чем медведиц, например, из трех—два медведя и одна медведица. Медвежата бывают чрезвычайно нежны в продолжение первых четырех-пяти недель; стоит лишь продержать это маленькое существо каких-нибудь 15 минут на среднем морозе, и оно уже гибнет. В виду этого ‘при облавных охотах необходимо убедиться тотчас после того, как убит зверь—не медведица ли это и нет ли в грудях ее молока. Если молоко есть, то нужно спешить скорее следами матери к берлоге, иначе медвежата застынут и достанутся охотнику мертвыми. При желании сохранить их живыми и невредимыми, их всего лучше запрятать себе прямо за рубашку на голое тело и везти их так вплоть до деревни. В тепле от живого тела они лежат смирно и спокойно.

Медвежата родятся слепыми и слепота их продолжается от 17 до 22 дней. Родятся они всегда бурыми с белым ошейником; ошейник этот или белая полоса за плечами расширяется несколько больше, в виде двух одинаковых пятен. К годовому возрасту и ошейник, и пятна эти исчезают, хотя изредка попадаются медведи взрослые, у которых ошейника нет, но белые пятна за плечами сохраняются. Только в очень редких случаях у взрослого медведя остается полный белый ошейник.

Особой любви к детям у медведицы во время зимы я никогда не замечал: наоборот, я всегда наблюдал в ней в это время полное к ним равнодушие. Только что родившая медведица, равно как и прокормившая уже детей 1—I, 5 ме-сяца, будучи стронута с берлоги, уходит, покидая детей на произвол судьбы. Любовь к детям начинает выражаться лишь с того момента, когда вся семья поднимается с зимнего логова—тут уже держитe ухо востро.

Отсутствие той же любви я замечал и на медведице, уже легшей в берлогу с лончаками. Начинается облава—и медведица думает только о себе.

Возвращаясь к летней жизни медведя, следует упомянуть, что со временем течки частично совпадает и время линьки, которая продолжается от 2-х до 2, 5 недель.

Стрельба на овсах

Как только начинает наливаться сладкий овес, медведь уже около него. Нужно самому видеть, какую площадь овса портит за ночь медведь, чтобы понять горе крестьянина.

Поедая лежа, ползая на брюхе, он укатывает поле лучше всякого катка, почему на поправление овса уже не остается никакой надежды.

Все, что касается устройства лабаза, определение его места и проч., я об’яснил уже выше. Добавлю, что на овсах строить лабаз следует в опушке примыкающего к засеянной овсом полосе леса и так, как я писал выше.

Устройство одного лабаза имеет свое неудобство, в особенности при охоте на овсах. Часто за несколько часов времени ветер меняет свое направление, поставив в невыгодное положение лабаз, и станет наносить запах человека в сторону леса, откуда ожидается медведь.

Для избежания такого всегда могущего произойти случая, советую устраивать два лабаза. Медведь обычно ходит не на те овсы, которые растут в открытых полях, с другими хлебами, а преимущественно на овсы, посеянные на выжженных целинах в лесу или на естественных лесных полянах, при чем, обычно, чем глубже забирается в лес такой посев, тем охотнее посещается он медведем.

Вот на таких то местах я и рекомендую вместо одного лабаза устраивать два.

Предположим, что посевная площадь будет иметь (как это обычно и бывает) вид полосы. Примите во внимание прежде всего, какие преимущественно дуют у вас ветры в августе месяце, рельеф места и с какой стороны поляны расположен главный высокий массив леса, задерживающий ветер.

Имея все эти данные, выбирайте два места на овсяной полосе, при чем одно место должно быть выбранным по длинной стороне полосы, а другое по короткой. Если ветер окажется неудобным в отношении одного лабаза, то другой может оказаться в более благоприятных условиях— которыми и нужно воспользоваться.

Лабаз на таких лесных посевах лучше всего делать заблаговременно, еще летом, дабы он слился с лесом и зверь пригляделся бы к нему, если он его заранее заметит.

Медведь осенью чаще всего приходит на овес перед самым закатом. Если на той или иной полосе сторона, откуда ожидается медведь, освещается закатом, то она будет удобнейшей для стрельбы по зверю и тогда лабаз, если ветер не препятствует, должен быть сооружен на противоположной стороне.

При сетчатом лабазе нет надобности в устройстве его заблаговременно и я говорю в данном случае об обыкновенном лабазе.

Возможно караулить медведя как на приваде, так и на овсах, сидя прямо на пне, кучке камней или просто на земле. Я бивал зверя и таким способом, но при таких условиях медведь выходит реже и если он бросится, раненый, на выстрел, то бороться с ним в потемках бывает, иногда, трудно.

Когда в лесу много лядин, засеянных овсом, и трудно угадать, на которую из них выйдет медведь, —в целях повысить надежду на успех и сократить арену пастбища для медведя советую у некоторых, более соблазнительных ля-дин, разложить по ветру небольшие, из гнилых пней, груд-ки, т. -е. чуть тлеющие, но дымные костры. На окуриваемые лядины в большинстве случаев медведь не пойдет, чем и увеличится вероятность появления его на том посеве, где засел на лабазе охотник.

Выход медведя на овсы происходит обычно перед самым закатом солнца, почему занимать лабаз следует заблаговременно. Медведь редко забирается сразу в глубь полосы, а подойдя к опушке леса и постояв в ней, осторожно подходит к поляне, начиная есть овес где-нибудь с края, медленно подвигаясь вперед.

Не следует упускать лучшего времени стрельбы по медведю, а именно пока он на ногах, а не улегся на землю, до известной степени укрываясь овсом.

На овес ходит и крупный, и средний, и мелкий медведь— ходит и медведица с медвежатами. Мне ни разу не удалось наблюдать, чтобы и медвежата сосали овес. Что же касается полутора и двухпудовых медведей, то. сосут они его отлично.

Наевшись овса, медведь уходит в лес и часто весь день проводит в непосредственной близости к полосе. У кого имеются надежные лайки, для того легко, утром найдя след на овсах, пустить их по следу и охотиться за медведем в до-гонку.

Охотник должен помнить при этом, что в это время медведь охотно водит собак по болотам и часто весьма топким.

Нужно во всяком случае твердо запомнить, что осенний сытый зверь гораздо церемоннее и осторожнее весеннего, почему осенью все предосторожности надо соблюдать особенно тщательно.

Осенняя привада

А время бежит и бежит… Уже пожелтели овсы, уже сложены в копны, а там заскрипели телеги, увозя их в скирды и на гумна. Пусто становится в полях… тихо падает уже кое-где осенний желтый лист.

От’евшийся крупный зверь полон сил и начинает вновь нападения на скот, и снова охота с лабаза губит не одного лесного красавца.

Ходит он на приваду теперь с гораздо большей осто-рожностью, требуя и от охотника большего внимания и труда… Вечера становятся долгими… ночи темнеют, хотя и блещут ярче звезды…

Бежит время… и уже дождем сыпятся золотые листья, побурели поля, и по утрам, как легкое серебро, кружевом ложится иней.

Усталая природа тянется к отдыху. Подходит время к одной из наиболее интересных осенних охот на медведя, требующей от охотника много внимания, опыта и наблюдений.

Я говорю о способах, при помощи которых можно искусственным образом задержать лежку медведя и заставить его. дать след свой по снегу.

Какое наслаждение в итоге для охотника, который знает, что он имеет дело с крупным зверем, увидать, наконец, на снегу его широкий след, —сознавать, что при умелом ведении дела зверь никуда уже теперь не уйдет и станет его добычей.

Причины, которые задерживают лежку медведя, бывают нормальные, но могут быть и искусственные. О последних я и хочу сказать несколько слов.

В глухое наступающее перед заморозками время медведю становится голодно. Скот, и то на короткое время, выгоняется лишь на огороды у самой деревни, где достать его трудно, а овес уже давно увезен к гумнам.

Опытный охотник прежде всего оставит невывезенными на лесных полосах 2—3 скирды овса и в подходящем месте положит еще приваду. Очень скоро охотник заметит, что ту или другую скирду его кто-то обворовывает—она начинает таять.

Внимательно осматривая местность, он скоро убедится, что вором является медведь, при чем последний не ест этого овса на месте, а, захватив крупную охапку, уносит ее недалеко в лес, где не торопясь и обмолачивает его. Если медведю не будут мешать, то, покончив с первой скирдой, он примется за вторую, а там и за третью, хотя земля покроется уже первым снежком.

Раз медведь дал след по снегу, то дело его, если он находится в руках опытного охотника, —совершенно безна-дежно и он будет обложен.

Если в конце лета у деревни появился ломовик, то лучше всего положить приваду недели за полторы—две до заморозков, а то и раньше. Учуяв приваду, медведь очень скоро посетит ее и станет ходить на нее ежедневно, пока не поест ее всю без остатков.

Положив приваду, необходимо проверить ее, обязательно верхом, и, как только она станет заметно убывать, —подваливать свежую. Под’езжать к самой приваде нужно лишь изредка, лишь бы не прозевать времени ее подновления.

Когда медведь хорошо в’естся, следует раза два—три в но-вых лаптях обойти приваду довольно большим радиусом до 3/4 версты кругом, пересекая по возможности все потные и сырые места, в целях обнаружить след медведя на тот слу. чай, если медведь по неожиданным причинам переменил бы свою тропу.

Когда он в’естся в приваду, то обычно он будет как приходить на нее, так и уходить все почти одной и той же тропой, направляясь с привады к месту своей временной лежки. Определив этот ход пешком, продолжайте посещать круг уже верхом, наблюдая за продолжением посещений медведем привады.

Охотник должен знать, что вначале медведь, наевшись, уходит от привады версты на 3, а затем начинает ложиться на день все время ближе и ближе к ней, пока не станет дневать уже в самом кругу. Иней, появляющийся в это время по утрам, в значительной степени облегчает наблюдения, так как след по нем чернеет пятнами и его легко, конечно, видно и с лошади. Охотиться на медведя при данном способе можно двояко.

Или караулить его в удобном месте на тропе, когда он идет с привады (обычно поздно утром, когда света для стрельбы достаточно), или дождаться того времени, когда зверь уже не выходит из круга, отдыхая в нем, и охотиться на него облавой.

Первые следы прихода медведя на ваду не совпадают между собой, но чем дальше он в’едается в ваду, тем заметнее обозначается тот путь, которым он преимущественно начинает ходить к ней. В отдельных случаях он как-будто изменяет этой привычке, но затем вновь возвращается к налаженному ходу, делая при этом лишь ничтожные укло-нения.

При охоте облавой иужно твердо помнить, что лучшим № стрелковой цепи будет та тропа, по которой зверь преимущественно ходил на приваду, если, само собой разумеется, не помешает ветер.

Наблюдение за первым приходом зверя на приваду, поверка круга, наконец сторожба медведя на тропе чрезвычайно увлекательны, тем более, что долго задерживается на приваде лишь сытый, крупный зверь, убить которого всегда приятно.

Горе, если медведь заметит, что его выслеживают. Он бросит тогда приваду и уйдет еще по черной тропе, при чем уйдет далеко.

Другое дело, если он зачует выслеживание при наличии хотя небольшого снега, —тут можно еще бороться, хотя опасность потерять медведя все же велика: и внезапная оттепель и метель, если он будет продолжать ходить, одинаково губительны.

Глава III. Одежда и оружие охотника

Умело выбранные и отвечающие своей цели все принадлежности и орудия медвежьей охоты, начиная с одежды, имеют, конечно, большое влияние на успех охоты. Поэтому я считаю не лишним сказать о них несколько слов. Начнем с одежды для зимних охот.

Одежда должна быть непременно белого цвета. Охотник в белой одежде может близко напустить на себя зверя, что чрезвычайно важно, так как у нас в средней России только при близкой стрельбе охота на медведя может считаться и правильною и безопасною.

Поднятый с берлоги медведь часто не замечает стоящего в трех—четырех шагах охотника в белом костюме. Раненый медведь очень часто бросается на все, что выделяется своим цветом на белом фоне снега. По этой причине охотник в обыкновенной цветной одежде, не сумевший одной пулей положить зверя на месте, рискует познакомиться поближе со зверем исключительно благодаря своему костюму.

Белый костюм необходим не только для охотника, стоящего на номере, но и для окладчика гораздо целесообразнее быть одетым во все белое. Проверяя берлогу, такой окладчик, конечно, при соблюдении других предосторожностей, не спугнет зверя, тогда как от окладчика в обыкновенной одежде медведь чаще уходит из берлоги.

Одежда охотника должна быть тепла, легка и не должна стеснять движения стрелка при ходьбе и стрельбе. Всего лучше костюм, состоящий из куртки, сделанной из мохнатого белого сукна, на пуху и на белой же подкладке. Куртка должна быть не длинная, не доходить до колен, однобортная, застегивающаяся непременно с левой стороны, чтобы приклад не мог задевать за пуговицы или борт куртки; воротник небольшой, лучше отложной; на левой стороне груди—небольшой карман для двух запасных патронов. Так как охотнику часто приходится долго стоять на номере в снегу, а иногда даже случается заночевать в лесу, то и нижнюю часть костюма, т. -е. брюки, полезно сшить также на пуху, из белой ткани, на подкладке. Шапка самая удобная из белого оленьего меха с отворотами на затылок и на уши и с небольшим козырьком для предохранения глаз от солнца и от яркого блеска снега, какой бывает в конце января и в феврале. Белые валенки длиною ниже колена надеваются или на штаны или под штаны, смотря потому, —на лыжах идет охотник или без лыж, по чистой тропе или чащею. Чтобы не промачивать ноги при ходьбе по талым местам, валенки лучше всего обсоюзить, равно как и подошвы, толстою кожею. Белые вязаные из шерсти перчатки удобнее рукавиц, а перед стрельбой их легко можно сбросить с рук.

Чтобы на белом костюме не выделялось никаких резких полос и пятен, лучше ремень для кинжала делать из белой кожи, а ножны окрашивать белой эмалевой краской.

Из охотничьих ножей, годных для медвежьей охоты, по моему мнению лучший—это нож работы Самсонова в Туле. Нож этот или кинжал очень прост, но изящной и прочной работы, он двухсторонний и имеет посреди лоток для стока крови. Длина кинжала 27 сантим., ширина—4 сантим. Ножны деревянные, обтянутые кожей; конец заделан вороненой сталью.

Лыжи для медвежьей охоты самые удобные—наши русские, промыслового типа.

При всякой охоте на медведя, будь то на берлоге или облавой, желательно иметь два ружья, при чем оба ружья предпочтительно должны быть одного типа и одной длины, чтобы стрелок не чувствовал никакой разницы при перемене ружья. Два ружья желательны, во-первых, потому, что в иной берлоге лежит один медведь, а в иной медведица, лончаки и пестун, —Вторым ружьем, во время взятым, можно убить и матку и детей; во-вторых, потому, что при облавной охоте могут оказаться в окладе два медведя: один обложенный, другой случайно лежавший до снега в том же окладе, присутствия которого окладчик не подозревал.

Для того, чтобы снег не мог попасть в дуло ружья, мною придумано особое приспособление в виде колпачка в 1 вершок длиною; колпачек надевается на конец заряженного ружья, когда охотник идет в лес на номер. К колпачку с двух сторон концами своими пришит резиновый шнур, натягивающийся вдоль стволов. Надетая на спущенные курки резина одним движением пальца кверху сбрасывается с них, стягивается и колпачек, свободно надетый на дуло ружья, соскакивает.

Для стрельбы по медведю ружье должно быть прикла-дисто, тонко пристрелено, с короткими стволами, двухствольное, без прицельной колодки, с матовой планкой и острой, тонкой мушкой. Кроме того, ружье должно быть прикладисто и именно в той одежде, в которой стрелок будет стоять на номере. Тяжесть ружья — вещь условная, в прямой зависимости от силы стрелка.

Прицельную колодку на ружье я считаю излишней, так как при быстроте движения зверя в чаще, часто окружающей стрелка, колодка эта только мешает стрельбе на вскидку, что случается—хотя и редко, однако, случается.

Курки должны быть не возвратные; при возвратных курках случается осечка, могущая быть гибельной на медвежьей охоте. Мушка должна быть коническая, острая, матовая, и должна заканчиваться треугольником, но никак не яблоком.

Острая мушка, например, треугольная, ясно выделится на мишени, будет, так сказать, резать круги и тем самым даст возможность подводить ее точнее к центру.

Ружья, из которых мне приходилось стрелять на медвежьих охотах, были трех типов:

1) Гладкоствольное ружье 12 или 10 калибра; из этого ружья я стрелял пулей-жеребьем своего изобретения (рис. 1, 2, 3 и 4). Пуля эта рвется на пять частей, из которых верхние крестовины расходятся по сторонам, разрывая ткани, задняя же продолжает свое движение, почти не отклоняясь. Обыкновенно крестовины остаются в теле зверя, а выходную рану, хотя и не всегда, делает затылочная часть. Поясок в головной части пули служит для того, чтобы не дать пуле развернуться до удара в тело. Пустота пули наполняется салом, при чем верхнее отверстие закрывается капсюлем от смит-вессоновокого патрона № 1, иначе во время полета сало будет выжиматься в боковые прорезы. На близком расстоянии пуля-жеребий при большом калибре служит весьма надежным и целесообразным снарядом.

2) Обыкновенный штуцер 12 или 16 калибров, и

3) Экспрессы 500 и 577 калибров.

Для гладкоствольных ружей 12 и 10 кал., кроме моей пули-жеребья, не дурны некоторые из заграничных сортов, в особенности предназначенные исключительно для стрельбы из ружей, имеющих чоки.

Все названные мною ружья отвечают всем пред’являе-мым к ним требованиям даже очень взыскательного охотника, все вполне пригодны для охоты на медведя и хороши в руках хорошего стрелка, умеющего бить зверя в голову.

Гладкоствольное ружье при стрельбе пулей-жеребьем имеет те преимущества, что устраняет необходимость заводить особые ружья для медвежьих охот, так что благодаря пуле-жеребью, обыкновенный цилиндр может служить и для охоты по мелкому зверю, и по птице, и по медведю, и для стрельбы в чаще, без опасений за разрыв пули до зверя.

Недостатки гладкоствольного ружья следующие: 1) как ружье легкое, но требующее зимою усиленных зарядов, в особенности под пулю-жеребий, оно дает усиленную отдачу; 2) приходится стрелять черным порохом, и 3) на дальние дистанции не представляет такого надежного оружия, как всякий штуцер.

2) Штуцер 12 или 16 калибра обладает многими хорошими качествами, но пуля штуцерная в большинстве случаев сильно повышает и сила действия ее по мягким частям незначительна. Зверь, получив 4—5 пуль по легким и кишкам, часто свободно уходит верст за 10—12. В руках хорошего охотника это ружье бьет отлично, если пуля перебьет позвоночник, разрушит костяк лопатки или попадет в голову зверя.

3) С экспрессом 500 калибра мне приходилось охотиться больше всего. Чтобы стрелять из экспресса, стрелок должен безусловно владеть выстрелом. Калибр 500 вполне может удовлетворить любого охотника на медведя.

Пули для экспресса калибра 500 рекомендую штампованные с пустотой, залитой особым составом. Сплав пули— 8 частей свинца «а одну часть олова. При стрельбе крупного зверя пустоту полезно закрывать медной чашечкой, отчего пули медленнее разворачиваются и наносят более тяжелые поранения костям, глубже в них проникая. Если требуется более чуткая пуля, нужно увеличить пустоту до желаемых размеров.

Недостаток экспресса—это чуткость его пули к мерзлым сучкам в тех случаях, когда пустота ее увеличена. Но во всяком случае экспресс стоит выше штуцера уже тем, что площадь поранения из него обширнее последнего, в особенности по мягким частям. Так, медведь, битый экспрессом одной пулей то кишкам, ослабевает скорее, чем от трех— четырех пуль обыкновенного штуцера.

В последние 30 лет явились трехлинейные штуцера.

Преимущество этого оружия в горах и открытых местах, при дальних дистанциях—несомненно, но в лесу, по медведю, я лично предпочту всякое другое.

Теперь о рогатине. Рогатина не пользуется особенным расположением и успехом у охотников. Ей предпочитают экспрессы и штуцера чудовищных калибров, при которых, как мне приходилось видеть, не брезгуют и пулями со стальными наконечниками.

Между тем любителю сильных ощущений охота с рогатиной в догонку при одной—двух лайках может доставить истинное наслаждение, не имея главного недостатка другой охоты на медведя именно—кратковременности. Конечно, если охотник приезжает не для того только, чтобы стать на номер и стрелять, а сам предварительно поверяет оклад, обрезает его, заводит облаву и ставит номера стрелков, то и со штуцером охота не покажется ему короткою; тут даже и вопрос о том, им ли или иным кем из охотников будет убит зверь, отходит само собою на второй план. Но большинству охотников «а медвежьей охоте приходится только стрелять.

Нужно самому испытать или хотя раз посмотреть на охоту с рогатиной с лайками, чтобы понять всю ее увлекательность.

Она дает возможность в разных положениях и в разных настроениях долго и близко наблюдать зверя, требует от охотника сильного, продолжительного, а главное осмысленного движения, при котором забывается время и не чувствуется утомление.

Для охоты с рогатиной необходимо очень хорошо уметь-ходить на лыжах и обладать большим хладнокровием и сообразительностью. Конечно, это приобретается навыком, но и природные способности имеют для этой охоты большее значение, чем при всякой иной.

Многочисленные рассказы, письменные и устные, нередко баснословные, а также и картины содействовали тому, что у большинства охотников сложилось не вполне пра-. вильное представление об охоте с рогатиной, именно, большинство до сих пор продолжает еще думать, что, приняв зверя на рогатину, охотник должен держать его на ней чуть ли не до последнего момента издыхания зверя. Это ошибочно.

Если бы вообще результаты охоты с рогатиной зависили исключительно от большей или меньшей силы, то охота эта, во-первых, давно бы упала, а во-вторых, если бы и продолжали колоть зверя, то зверя мелкого, от 4 до 6 пудов. Между тем достаточно было взглянуть на чудовищные медвежьи шкуры, хотя бы у скупщиков Тотьмы, Яренска, Ижмы и др., приобретаемые исключительно от промышленников, чтобы убедиться в том, каких великанов сажают на рогатины, так как шкура, за самым разве редким исключением, вся колота, а не стреляна. Эти тысячи шкур добыты, конечно, не Ерусла-нами Лазаревичами.

Заключение

Я не могу окончить эту книгу, не сказав хотя несколько слов о том лице, которому я больше всего обязан своими знаниями в деле медвежьей охоты.

В 1895 году, в Крестецком уезде, Новгородской губ., в дер. Концы, лежащей при станции Николаевской—теперь Октябрьской—жел. дор., М. Вишера, скончался в глубокой старости крестьянин Семен Арефьев. «Дедкой Семеном» звали все знавшие покойного Арефьева молодым, с этим же задушевным названием «дедки Семена» сошел он в могилу. На одной из охот с Семеном Арефьевым по медведю сложился у Некрасова план известного стихотворения, в котором промышленник:

Сорок медведей поддел на рогатину,

На сорок первом сплошал…

Первые стихи этого стихотворения, набросанные в избе после охоты, читались не строгим критикам, а егерю Семену Арефьеву, да нескольким крестьянам, участвовавшим на охоте. Не потому ли дышат они такой неподкупной свежестью и задушевной правдивостью?

Передать тут в нескольких словах, посвященных памяти лучшего из всех известных мне медвежатников, все случаи и события, в которых Арефьев или принимал непосредственное участие или был очевидцем, конечно, немыслимо. Скажу одно, что Арефьев был охотником в лучшем значении этого слова. Обладая громадной практикой в деле охоты, Арефьев интересовался не менее и теорией охоты, прекрасно, до тонкости изучив жизнь и привычки зверя. На мое счастье, последние семь лет жизни Арефьев жил у меня, и, не имея силы по старости лет всегда сопутствовать мне в от’езжих полях на медведей, был мне всегда необходим и полезен, как наставник и учитель в деле медвежьей охоты.

Мир душе твоей, старина! Спи спокойно, «дедка Семен»!

Спи спокойно, старый друг.

 

Источник: http://www.kknoka.ru/topic/885/

 

Первоисточник: piterhunt.ru/library/books/okhota.htm

Один комментарий на “Медведь и медвежья охота”