Свою пулю для рейхстага лейтенант Мережко приготовил еще в руинах Сталинграда

На фото: генерал-полковник в отставке Анатолий Мережко (Фото: автора)

Берлин мог пасть еще в феврале 45-го. Так считал известный советский военачальник генерал-полковник в отставке Анатолий Мережко. Его фронтовая судьба была неразрывно связана с 8-й гвардейской армией, вместе с которой он прошагал до Берлина от самой Волги. Под Сталинградом состоялось его боевое крещение, когда лейтенант Мережко поднял в атаку взвод и ручными гранатами «заставил замолчать несколько огневых точек противника». Скупые строчки наградного листа красноречиво свидетельствуют о мужестве этого человека.

Назначенный офицером связи в штаб армии Василия Чуйкова, он вместе с легендарным полководцем защищал Сталинград, освобождал Украину и Польшу, форсировал Вислу и Одер, брал Зееловские высоты и штурмовал Берлин. А в ночь на 1 мая 1945 года привел к Чуйкову генерала Кребса, которому Геббельс поручил склонить советское командование к перемирию. Свидетелем тех последних драматических часов войны и стал тогда гвардии майор Мережко.

К сожалению, интервью это Анатолий Григорьевич уже никогда не прочтет — в декабре прошлого года его жизнь трагически оборвалась.

Танки форсировали Вислу под водой

— Наши историки об этом стараются помалкивать, — начал наш последний разговор Анатолий Григорьевич. — О том, что Берлин мог бы капитулировать еще зимой. Если бы не американцы. Из-за них нам тогда раньше пришлось начинать Висло-Одерскую операцию…

— В августе 44-го, после того, как мы форсировали Вислу, — стал вспоминать генерал, — войска нашего 1-го Белорусского фронта захватили Магнушевский плацдарм. Пехота дралась уже на том берегу, а поддержать ее было нечем — чтобы переправить танки, надо строить мосты, а это за один день не делается.

Чтобы не снижать темп наступления, Чуйков приказал танки переправить на другой берег по дну реки. Законопатили щели тряпками, наварили трубы на воздухозаборники — и вперед! Немцы были ошеломлены, когда увидели наши «тридцатьчетверки», выползающие на берег из-под воды…

Примерно в это же время войска маршала Конева, который командовал 1-м Украинским фронтом, южнее овладели Сандомирским плацдармом, Красная армия перешла в оборону и стала наращивать силы для броска к Берлину.

— Я был тогда помощником начальника оперативного отдела штаба армии, — вспоминает Мережко. — Спал по два часа в сутки, нередко — прямо на карте. От телефонов не отойти — через меня шли доклады наверх — Жукову, и распоряжения вниз — командирам корпусов и дивизий. Наступление было запланировано на 21 января, но американцы возомнили себя вояками и начали накануне операцию в Арденнах. Немцы их окружили и дали как следует по мозгам. Черчилль с Рузвельтом давай теребить Сталина, чтобы тот быстрее наступал в Польше. И вместо 21 января мы пошли в атаку на десять дней раньше, причем на плацдарм еще не переправились — ни 1-я танковая армия Катукова, ни Войско Польское. Артиллеристы первую линию обороны противника смели с лица земли как ураганом, войска рванули вперед. Темп наступления был такой, что немцы едва успевали удирать. Город Лодзь, помню, захватили за несколько часов, подошли к Познани и… остановились.

Это была старинная, хорошо укрепленная крепость, через которую проходили основные транспортные коммуникации в сторону Берлина. Чтобы проломить стены толщиной в несколько метров, требовались тяжелые орудия. А где их взять? Крепость можно было бы обойти, но тогда войска на Одерском плацдарме остались бы без снарядов. Потому что через Познань в сутки можно было пропускать сорок пар эшелонов с боеприпасами. И чтобы овладеть цитаделью, которую защищал 65-тысячный гарнизон эсэсовцев, войскам 1-го Белорусского фронта понадобился целый месяц.

— Думали, захватим ее сходу, — сокрушается Мережко, — а только 23 февраля взяли эту крепость. Из-за нее, проклятой, меня чуть не расстреляли тогда.

«И тогда Чуйков приказал меня расстрелять…»

Гвардии майор Мережко не протирал штаны в штабе, как могут подумать другие фронтовики, а целые дни проводил на передовой. Занимался рекогносцировкой, наносил данные на карту, согласовывал сроки и рубежи атаки. Однажды его вызвал начальник штаба армии и посадил в своем кабинете дежурить у телефона.

— Он сказал, что несколько суток не спал и валится от усталости с ног, — вспоминает Анатолий Григорьевич. — Говорит: «Пойду, прилягу, а ты отвечай на звонки и по пустякам не буди».

Мережко заварил крепкого чаю, сел за стол, уставленный кучей телефонов, но спокойного дежурства не вышло — в 12 часов ночи по «ВЧ» позвонил адъютант Жукова. Поинтересовался, кто у аппарата, попросил оставаться на проводе и предупредил, что передает трубку командующему фронтом.

— Я пододвинул тетрадки, — продолжает Мережко, — взял ручку, приготовился записывать. На том конце провода возникла пауза, потом раздался голос Жукова: «Немедленно разыщите Чуйкова и передайте, чтобы подтянул к воротам крепости тяжелую артиллерию, поставил на прямую наводку, открыл огонь и к утру ворвался внутрь. Надо с этой крепостью кончать, мать ее!.. Повторите!»

— Я повторил и пошел будить начштаба, — вспоминает Анатолий Григорьевич, — только про «мать» повторять не стал, за что меня потом Жуков интеллигентом стал обзывать.

— Стучусь в соседнюю комнату, — продолжает рассказ Мережко, — а там — начштаба пьяный в дрезину, храпит на топчане. Я его толкаю — Жуков на проводе!.. Он отмахивается: отстань! Ну, думаю, надо ж до такой степени напиться. Вернулся в его кабинет, записал приказ в журнал и продиктовал по телефону заместителю Чуйкова. Прочитать остальную часть записи »